Из цикла «Поле Куликово» СЕРГИЙ
Перед иконой нужно постоять,
Прислушаться к тому, что происходит
В самом себе, как встарь – от «аз» до «ять»,
Пойти на свет, что от неё исходит.
Перед иконой нужно помолчать…
Понять, куда стучится ваше сердце…
Не призывая разум отвечать,
И… заглянуть в «открывшуюся дверцу».
Перед иконой нужно сострадать,
Проникнуться щемящим милосердьем
Души – её стремился передать
Иконописец кистью и усердьем.
И коль удастся душу распахнуть,
И помыслам устроить омовенье,
То, может быть, хотя бы на мгновенье,
Вам доведётся святости вздохнуть.
Богомаз всея Руси с чистыми глазами
Византийской кистью водит, то по стенам, то по доскам,
И как будто оживает под лампадой с образами
Сергий Радонежский ликом в обрамлении неброском…
Вот ростовский отшельник, пророческим словом прозревший,
как проступки мирские Небесный закон нарушали,
тихо «шёл по Руси» от раздоров и дрязг обедневшей,
по слободкам, по сёлам, что в тяжких поборах ветшали.
И князей враждовавших мирил он негромким укором,
или взглядом, суровым и строгим, смирял их гордыни,
отлучая от церкви, карал неразумных позором,
возвращая обратно прощением… «присно и ныне»…».
А когда перед битвой невиданной, грозной и страшной,
Князь московский в тумане, в тревоге, в смятении
разглядел на холме монастырские звонницы-башни,
то глаза, воспалённые от «неустанного бдения»,
вопросили игумена: «Отче, развей, не напрасно ли?
Их же – вдвое, а может, и – втрое, с заморскими фрягами?!».
«Помнишь, в детстве, – ответил – в лесу всё казалось опасным и
сколько страхов ночных притаилось тогда за корягами?
Но ты шёл… ты боялся, но шёл… упираясь и в малости,
и наградой за подвиг сей славный – вкус яблока спелого.
Ведь сомненья лишь труса добьют без пощады и жалости,
но у храброго – твёрже рука, зорче око у смелого.
А мечи?.. Что считать их?.. лишь груда железа бесстрастного,
меч опасен в руке, страшен гневом сердец, переполненных
гордой верой в себя у народа, с простою и ясною
целью, равной для всех, и … возмездием, мечущим молнии».
И Устав византийский презрев, он двух иноков-воинов
дал на битву (полку, в «первом сступе» всему посечённому),
крест тяжёлый, железный, чтоб грудь защищал, и удвоила
силу ратную схима с крестом, шитым белым по чёрному.
А потом отстояв литургию, отслушав заутреню,
и «хлебА преломив» на крыльце с монастырскою братией,
Князь Великий со свитой, очищенный правдою внутренней,
поскакал «ставить войско на бой» подходившими ратями.
Может, так это было… а может, и так: со смирением
Князь застыл перед кельей, склонившись челом над порогом,
вышел старец, и благословил троекратным знамением,
и, спокойно в глаза посмотрев, тихо вымолвил: «С Богом!..»