Не люблю незнакомое поле и дикую чащу,
а особенно — ночью, в туман или в хмурую пору:
если нет откровенного склона с горы или в гору,
то не выйти из этого места. Неведомый пращур
развивался лениво-податливо, ассиметрично,
и поэтому шаг моей левой короче, чем правой.
На пути те же кочки и грязь, те же ветки и травы, —
я как-будто привык к ним. И страшно, поскольку — привычно.
Обречённость хождения в круге и есть обречённость,
потому что незрим инструмент, очертивший границу...
Есть безволье упасть — нет решимости остановиться:
страх сильнее рассудка, бояться — нелепая склонность...
Круг становится Уже по мере того, как усталость
загоняет в конфликт полушария мозга и зада.
Можно встать и идти, можно даже ползти, если надо,
только радиус меньше, чем прежде, и меньше — осталось...
Безысходность спирали гнетёт диафрагму до рвоты,
остаются правее знакомые ориентиры...
Так, наверно, созвездия падают в чёрные дыры,
или мусор, сносимый течением, — в водовороты.
Состоянье похоже на то, когда в грязном конверте
получаешь повестку, с которою некуда деться:
глохнут связки и дохнут без forte, и в горле — лишь mezzo,
очень хочется жить, но нельзя отвертеться от смерти.
Так же Главный Программер, исчЕрпав возможность ветвленья,
выдаёт подсознанию вечную чёрную метку,
но, пока оформляет досье и всё ту же повестку, —
держит в круге, подобно дерьму же, своё же творенье.
Это всё — неприемлемо и непонятно, но, всё же,
так бывает, когда вырываешь кого-то из круга
и, рывку повинуясь, поскольку усилье упруго,
попадаешь в него, будто в выгребы падаешь рожей.
Общепринятой нормой явИтся отпор пессимизму,
понукая к борьбе, только — пусто и не с кем бороться:
изнутри невозможно ударом на твердь напороться,
а снаружи сие представимо тупым до комизма.
Это, в общем, неважно, чего ты являешься точкой:
точкой запаха старости, точкой гонений закона
или точкой внимания взгляда трудяги Харона,
точка — зыбкая вещь, а опора нуждается почвой!..
Содержанье того, что мы ложно считаем судьбою, —
не условие жизни, а вектор её поглощенья.
Капсуляция требует сжатия. Значит, терпенье
даст ему обнулиться, а мне — оставаться собою.
Здесь, наверно, важнее упругость души, а не кожи,
полнота примирения с тем, что составило душу,
и прощенье — насквОзь, никаких отражений наружу,
и тогда — не утянет, быть может.
конечно, — быть может!
24 апреля 2010 г.
01:59(Мск)