Мой голод по боли и страху
Из детского максимализма
Не стал незначительным прахом
В обрюзгшей и правильной жизни.
Я там, где мне снова пятнадцать,
Стою на распахнутой крыше
И думаю "надо бросаться"
И верю, что "надо не выжить".
Тот зверь, что точил мою душу
Был должен исчезнуть лет в тридцать,
Но смог, все законы нарушив,
Он рядом со мной поселиться.
Когда я над полным стаканом
Кемарила мартовской ранью,
Он личным моим Ахриманом
Вползал в мои сны и желанья.
Когда в самосуде бессильном
Я к истине тщусь прорываться,
Он жалкой нашкодившей псиной
К ногам моим лезет ласкаться.
Когда я баюкала в ванне
Об струны избитые руки,
Он мне открывал мирозданье
С неистовой сладостью муки.
И даже на койке больничной
Под ярким и белым плафоном
Он снова, под запах горчичный,
Вползёт в меня тягостным фоном.
Он знает, что я оторваться
Не в силах - и манит всё выше -
Туда, где мне снова пятнадцать,
Туда, где я снова на крыше...