Перечеркнув очертания пламени,
жаркой стрелой улетаю в Безвестность я.
Имя Любви не дают расстояния,
да и дороги – скромны бестелесностью.
Свет мой, окошко не засти туманами,
я среди этой невспаханной зыби, как
птица с крылами и песней израненной
горьким проклятьем, придуманным выпью… А
кто-то, рождающий боль и раскаянье,
шлет сожаления круглыми сутками.
Это не ад, а тягучее таянье,
не искупление, а промежуток лишь.
Сквозь сотни жизней вернусь, инкарнируюсь,
снова возьмусь за тяжелую ношу я.
Наша любовь – без лица и без имени,
только ее и такою не брошу я:
буду терпеть, пока любится, терпится,
буду под сердцем носить изваяние.
В горле комок черной горлицей вертится
песней неспетой, без нот и названия.
А по проулкам – прожилкам березовым --
тянется ниточкой сок, чуть подслащенный…
Я бы вернулась… Да, знать, слишком поздно нам
снова в реликтовых встретиться чащах, но --
вон, бубенцы зазвенели околицей,
значит, и в эту пургу бесконечную
кто-то к кому-то, возможно, торопится,
кто-то мечтает о заданной встрече. Мы
где-то споемся за дальней окраиной,
молча воды изопьем из источника…
Прошлое тянет… Да память изранена –
дробью над нею прошлись многоточия…