Ну, здравствуй, грусть. Суровая, скупая,
Ты будешь долго спутницей моей.
Я жил в раю, не узнавая рая,
Теперь я должен жить среди людей.
Меж строк моих до хруста сжато Время,
Оно пружиною напряжено,
Оно бунтует, борется со всеми,
Кто в этом мире младше, чем оно.
Слова, чтоб скомкать, положил я в руку,
Как черновик, и в этом был суров.
И наизусть я выучил Разлуку,
На языке Любви не зная слов.
Но нет! Я сам на нем — одна лишь буква,
На языке Любви — один лишь знак…
Я и живу, и не живу как будто
Татуировкой на спине бумаг.
Ты будешь гнать меня вперед, все дальше,
По нервам бить крапивою обид,
Но я смолчу. Ты не допустишь фальши
В том голосе моем, что зазвучит.
Я поднимусь. Я стану тверже, крепче,
Как корку, с губ отчаянье сорву.
И я заговорю. И звуки речи
Вдруг возвратят мне детство наяву.
Ты, зрелость, проведешь меня сквозь грозы,
Ты объяснишь, где прав я, где неправ,
Чтоб черные графитовые слезы
Вдруг просветлели, чистым словом став.