В КАЧЕСТВЕ ПРЕДИСЛОВИЯ. Это эссе не о рейтинге, не о баллах, а о критике. Хотя, на мой взгляд, стихирская критика – явление особое. Критикуют, в основном именно рейтингистов. Что касается меня, я считаю, что всё это своеобразные игры. Есть те, кто играет в рейтинг. И есть те, кто играет в игру под названием «поймать рейтингиста». Как бы сказала моя любимая тётя Роза – «Ну, так шо? Нехай ихрають. Чэм би дитё нэ тешылося, лишьба ни плакало».
ИТАК. Я попал на страницу одного автора, судя по всему, позиционирующего себя в качестве критика. Естественно, мне было любопытно ознакомиться с его собственным творчеством. Под одним его стихом развернулась длиннющая дискуссия. Из которой стало ясно, что у автора-критика есть «много» на его взгляд «самых удачных текстов», а тот текст, на который я зашёл, его самого «уже год как завораживает»). Так что, я оказывается вторгся в святая святых. По словам самого автора – «Образ-то раскрыт и ещё как! Это не хвастовство. Это факт. Иначе бы этот текст не был бы мне так близок. Но уже год как он меня завораживает».
Ну, что тут скажешь?))) Поэтому автор-критик увидел в моём посещении лишь «желание отомстить» за «обиженного товарища и мою братию» и что я просто «защищаю» своего «корешка». А самого меня за разбор непогрешимого творчества автора надо «гнать в шею», что «голословность» моей «критики очевидна». Но тем не менее, смягчившись, автор-критик всё-таки сменил гнев на милость и изрёк – «Ну вот. Теперь, действительно, есть о чем, с вами поговорить». Правда в двух постах, следующих за этими словами следовал ликбез – что, о чём и как мне говорить. Я высказался. Так и появилось это эссе. Собственно, это просто мой последний пост из рецензии. Автор-критик остался неудовлетворённым. Но к слову сказать, после нашей «беседы» автор свой текст несколько подправил. И тем не менее, мой последний пост был встречен восклицаниями – «Зачем мне эта информация?», «суть проста – вы хотели потрепать мне нервы, вы не смогли должным образом разобрать текст», «Данный текст был понят многими моими знакомыми. То есть, можете не настаивать на своем, мне это кажется глупым». Далее автор критик закончил словами – «Давайте теперь вашу страничку засорять». Ох, люблю филолухоф!))) Так шо, ждю. А то что-то я заскучал)).
ИТАК. Собственно эссе.
Автор, понять ваш текст и вашу позицию труда не составляет. Что такое эти ваши два длинных поста? Вы заявили -
1. «Теперь, действительно, есть о чем, с вами поговорить»
2. «Утверждаю это без излишней скромности как филолог»
3. Также несколько раз вы употребили словосочетание «ваш хлеб».
В первом посте вы стали учить меня, как подходить к критике. Да и во втором тоже. Я люблю учиться, но не люблю скучного, ни на чём не основанного менторства. У вас же это именно так. Зря. Вот тут как раз и нужна определённая и совсем не ложная скромность. Вы же не знаете, кто на другой стороне монитора.
Но по крайней мере, эти посты выявили для меня причину, отчего ваши стихи, с моей точки зрения, плохи. Вы, изучив теорию, их строите. Будучи конструктором, можно построить здание(с маленькой буквы), но только будучи художником и архитектором, можно построить Здание с большой буквы. Так и стихи. Беда филологов, что слишком много внимания они уделяют теории(строительным технологиям) и в результате пишут стихи с маленькой буквы. Если вы филолог, то должны знать, что и Бёрнсу, и Байрону, и Шиллеру и многим другим было наплевать и на «дольник», и на «тактовик», и на «акцентный стих». Они сначала творили, а уже потом по их стопам шли разнообразные критики и придумывали, как назвать тот или иной приём, которым пользовались творцы.
Вы пишете о каком-то «моём хлебе»)). То есть вы, очевидно, считаете, что это я должен разгадать якобы шараду, которую вы якобы заложили в ваше творение. Давайте определимся. Ни вы, ни я – не критики, хотя бы потому, что публикуем свои несовершенные стихи. Более того, ни вы, ни я – не Поэты, потому что это определит Время. Что остаётся? И вы и я – читатели, пытающиеся путём срифмованного, так или иначе, текста выразить своё отношение к Миру. Поэтому вам учить меня на таком серьёзе не стоит.
А теперь к вашему "Иуде". Вы пишете, что он вне определённого пространства и времени. Так его задумали вы, как автор. То есть, идёт по миру некий человек, его просто нарекли именем Иуда, могли бы Ваней или Шарлем. И вот идёт эдакий Ваня, и ждёт своего Учителя. Да, он ещё никого не принял, не предал и поэтому не согрешил. Причём, идёт он в жуткой депрессухе, ему ничто не мило, сам он не в состоянии разглядеть красоты сотворённого мира, который ему подарен, отвергает его. Но он надеется на чудо – придёт Учитель. А пока у него хватает ума молчать. Хорошо. Это значит – не совсем дурак.
А дальше, в последнем катрене, скрытый комплекс Наполеона. Отсюда строка – «А станет потом апостол»). (ДЛЯ СПРАВКИ. Комплекс Наполеона – это маятник, движущий его носителя от неполноценности к собственной сверхценности).
У нас с вами образовалась тут длиннющая полоса. Только поэтому, я и возвращаюсь к вашему «Иуде». Мысль, вами заложенная, которую сейчас после долгого разговора вытянули, в вашем стихе просматривается смутно, вяло и бессистемно. Никто из читателей разгадывать её не будет. Как правило, плохо пропечённый хлеб пробовать нет никакого желания.
И последнее. Хочу, чтобы вы поняли, и то только потому, что в своих постах вы постоянно возвращаетесь к Алексу и Индиговому сообществу. Если вы хотя бы пробежались по тому, как я пишу, то поняли бы, что я к «индиговым мотылькам» отношения не имею. Я играю в свои игры. А они в свои. И это интересно. Неужели вы не понимаете? Это игра. Индиговое сообщество играет в образность, нравится вам это или нет. Они находят аллегории в природе, они подбирают палитру, пробуют этот Мир на вкус, цвет, запах. Они его видят, любят и воспринимают. В отличии от вашего вневременного депрессивного Иуды. Помимо этого, у Джона во многих стихах, особенно тех, которые образами не перегружены – совершенно чётко прослеживается Космофилософия. Глобальные понятия – Тьма и Свет, Жизнь и смерть, Мироздание в целом и его элементы. То же самое и у Алекса. Мне это интересует самого и во многом наше восприятие сходно. При этом мы не пишем друг другу рецензий и, очевидно, далеко не все стихи нам друг у друга близки. Поэтому ваши заявления о «вашей братии», моих «корешках» безосновательны. Есть затёртое выражение – «Жизнь – игра». Так вот, тем не менее, это верно. Не будьте таким серьёзным. Надо просто понять это и играть. Тогда и вашему Иуде-Пете-Коле станет не так тоскливо. Мир – это шахматное поле, но Правила этой Игры написаны не нами. И это определённо «другие» шахматы, в которых не всегда конь ходит буквой «г».
Знаете такой закон Мэрфи – «Если вы думаете, что всё идёт хорошо, значит вы чего-то не заметили». Кант, в своё время, сказал очень правильную вещь – «Есть две удивительные вещи – звёздное небо над головой и нравственный закон внутри». Так вот, для меня – определяющее именно это. Возвращаясь к критике, как таковой, я скажу вам, кого бы я послушал. Я прислушиваюсь к тому, что есть мудрость и природа. Поэтому я и пишу – «Чую». Прочитайте вот это. Причём даже не тот стих, который писал я, а экспромт на него, который я поставил ниже. Я не думал, что когда-нибудь решу поднять отклик на это моё стихотворение на его страницу, поскольку оно очень моё. Но этот отклик решил поднять. Настя Спивак рассказала то, что между строк. Причём учтите, что это экспромт, и это девочка, которой 14 лет. Вот она – новое сознание 21 века, мудрость, особое вИдение и природа. И к ней я прислушиваюсь - http://www.stihi.ru/2010/03/29/1887 И определитесь для себя, с кем вы сами себя позиционируете – с серьёзным критиком или начинающим поэтом. Если с критиком – не публикуйте своих стихов, или в крайнем случае не обижайтесь, что к вам заходят познакомиться с вашим собственным творчеством. Это естественно. Но здесь гораздо лучше дать слово Марине Цветаевой.
СЛОВО МАРИНЕ ЦВЕТАЕВОЙ.
«Первая обязанность стихотворного критика – не писать самому плохих стихов. По крайней мере – не печатать. Не доверяю также критикам – не то критикам, не то поэтам. Из таких неудачников обыкновенно выходят критики – теоретически поэтической техники, критики-техники, на лучший конец – тщательные. Но техника, ставшая самоцелью, сама и есть самый худой конец. Это грустное правило – от невозможности большого (быть творцом) – делаться меньшим ("попутчиком"). К кому я прислушаюсь? Ко всякому большому голосу я прислушаюсь, чей бы он ни был. Если мне о моих стихах говорит старик-раввин, умудренный кровью, возрастом и пророками, я слушаю. Любит ли он стихи? Не знаю. Может быть, никогда их и не читал. Но он любит (знает) все – из чего стихи, истоки жизни и бытия. Он мудр, и мудрости его на меня хватит и на мои строки. Прислушаюсь к Ромену Роллану, прислушаюсь к семилетнему ребенку – ко всему, что мудрость и природа. Их подход космический, и если в моих стихах космос есть, они его прослышат и на него отзовутся».
Что тут можно сказать? БРАВО, Марина!
А вот это ещё более определённо). ИГОРЬ СЕВЕРЯНИН – «Интродукция»
Я – соловей! на что мне критик
Со всей небожностью своей? –
Ищи, свинья, услад в корыте,
А не в руладах из ветвей!
Я – соловей, и, кроме песен,
Нет пользы от меня иной.
Я так бессмысленно чудесен,
Что Смысл склонился предо мной!
На этом разрешите откланяться. Всех вам Благ, критик).