Не шапкой ли оземь, не гой ли еси,
не славно ль я гуливал в первопрестольной
под тысячелетье крещеной Руси,
под гуд колокольный,
под хруст малосольный.
И думал, итожа грехи по ночам:
Бог веры не дал – не в купели ж топиться.
Зело аз учен
и не верю речам
не токмо мессии, но и летописца.
Пришли, да приставили к ребрам ножи,
в затылок шепча чернецу-грамотею:
«Вот здесь соскреби, а сюда запиши…»
За веру радели. Потом – за идею.
Под корень срывали.
Сметали с земли –
во имя! –
и новые сваи забили.
Потом повзрывали. Потом возвели –
во имя! – как бишь его…
Имя забыли.
Нам в тысячный раз наступает каюк.
Нам не привыкать – переправлены гимны
и новые бесы сбиваются в круг
для лая о власти
одних над другими.
Строчи, переписчик, покорствуй ножу,
и тысячу раз перемарывай снова.
Не верю – покуда перстов не вложу
в отверстые язвы ожившего Слова.
От правдоподобий в пустыню бегу.
Не верю –
и здесь искушение то же.
И те же поля. И березы в снегу
все те же. И так на Россию похоже.