Мы зло противились судьбе.
Она нас намертво вязала.
Простились.
Я увез в купе
дрожь выстуженного вокзала.
Пошли предместья.
Их дымы
лепились в странные фигуры –
и это тоже были мы:
друг другу впившиеся в губы,
мы были соединены,
как в гуле слившиеся звуки,
и, словно ветви сплетены,
во мгле мелькали наши руки,
и всюду, всюду…
Из углов
вставали тени наважденья,
еще печальней, чем любовь,
еще темней, чем вожделенье.
Как раскаленные тиски
сжималось,
прожигая платье,
кольцо немыслимой тоски
в почти звериное объятье.
Граница между «я» и «ты»,
натянутая слишком туго,
вдруг лопнула…
Две пустоты
пытались высосать друг друга.