Мы с Анатолием Евграфовичем бухали, пардон… я с Анатолием Серафимовичем Бухаевым работал бок о бок лет эдак, по меньшей мере… пять, а, если посчитать, то и все двадцать. Много о нём ходило всяких слухов, разных… Один непристойнее, ну или как там, краше другого.
Скажем, ходил слух, будто Анатолий Елпидифорович мог кобылу на скаку задержать. Но это ложь и провокация. Об этом ещё у Некрасова Виктора Платоновича написано в бессмертной дифирамбе «Оборона Севастополя». Другой слух состоял в том, что Анатолий Кузьмич бухгалтерский дисбаланс (а мы экономисты) на одном честном слове сводил. Неправда всё это и обман, ведь на честном слове спортивные объекты сдают и дома для престарелых. Третий слух выражался в том, что якобы Анатолий Галактионович розетки (электрические) наложением рук лечил. Бывало, сломается розетка, и ни вам ни утюга, ни микроволновой печи, ни чайничка… А он, Анатолий Багратович, розетку-то расчехлит, всю внутренность из нея вынет, посмотрит задумчиво так, да и назад закрутит. И всё работает. Не знаю, может, и правда. Да чудно это.
Но самый главный миф, который злопыхатели о ближайшем друге моём, незабвенном, почившем в Бозе (прости, Господи) Анатолии Ефимовиче сложили, басенники поросячии, будто бы он, а я его семнадцать лет знал, наверное, или меньше, работал!!! Ну это же ни в какие ворота не лезет! Тут даже и за Достоевским лезть не надо, чтобы эту ситуёвину зачистить. Начинали мы в бандформировании в селе Красное. Да мы бы сроду себе работать не позволили. Это раз. А потом, когда скучно стало там, мы в бухгалтера-то и подались. И ощутили по этому факту катарсис. Практически по-нашему – «бухнули, и возвысились». Так вот, придёт, бывало, Александр Карлович на службу, портфель откроет бумаги разложит, часы на руке заведёт. Тут и кофе подоспел. Кофе выпили, печенью закусили, о житье-бытье посудачили, да и… обеденный перерыв. Трудовой кодекс предполагает обед от 30 минут до 2 часов. Вот, в соответствии с действующим законодательством – на обед в 11.30… и до 2 часов. Соответственно, подходит второй час, тут Анастас Махмудович и заявляет мне: «Пора нам, Васенька, и за ум взяться». Ох, и не любил я этого, когда за ум брались. Это значится, за пивом. Столик, вобла, под воблой – газета. Сидишь, читаешь, просвещаешься. Думаешь, етишкина свекровь да и ёшки-матрёшки… чего в мире-то деется. То коллапс, понимаешь, в Бангладеш, то инфляция в Зимбабве, то реституция в Литве. И думаешь, как хорошо нам тут в Караганде пересыльную тюрьму окормлять. И я говорю ему тогда: «Петя! Велика наша страна!». Часам к четырём ужно и на работу пора, дебет с кредитом сводить. А всё почему, при тюрьме режим строгий. Начальство в 16.15 ежедневно инспектирует. И вот сидит наш Израиль Соломонович… тьфу, Михаил Петрович (он ведь ещё и главбухом был у нас) у аппарата как на параде. Истинный крест, как Георгий Жуков, только без усов. Звонок. «Алло, хто тама? Говорит генерал-майор Кузьмич». «Моисей Генрихович Бухаев», - отвечает Толик. «Итак, докладайте. Чем, на каком основании, в каком количестве и объёме занимается ваше подразделение?», - продолжает генерал Кузьмич. «Ладно, Кузьмич, начальника-то выключи. Сам знаешь». «Такой порядок, Семён, у нас. Сам знаешь», - виновато донесётся из трубки. И обе трубки, как говорится, вынь да положь. Другой звонок. «У аппарата», - звонко воскликнет Анатолий. «Ну и хорошо», - раздастся сладострастный голосок политрука. А потом повернётся Толян ко мне и скажет: "Ну чё, может, в нарды партеечку?". "Не-а, отвечаю я, вдохновления нету". Так что, всё это злое враньё, что работал Анатолий Борисович.
Ещё слышал я, будто бы он не спал никогда и питался только рисом, но тут я не Копенгаген, не побожусь. Ещё говорят, будто бы и вовсе не было его, Анатолия Сергеевича, никогда. Вот это, кстати, возможно, так и есть. Но меня уже неделю коньяк не отпускает, тут я тоже не присяжный заседатель.