Я вдаль смотрел блестящим рядом клавиш...
(Опять не опустили крышку мне!)
И видел я безумие пожара
Зари и длинный луч на каменной стене.
Он рос и рос, и набирал он силы,
И рассказать хотелось мне лучу,
Что три струны отчаянно разбиты
И на полтона ниже я звучу.
Щелчок в двери... Ну здравствуй, мой приятель!
С Ганоном ли, с этюдами идёшь?
Не о тебе ли шепчутся рояли,
Что ты любые струны разобьёшь?
Умерь свой пыл! Не нужно триста форте:
Бездумно громыхать - напрасный труд.
Я слаб для гамм и бешеных аккордов,
И "Вечному движению" я чужд.
Вот моему соседу по несчастью
Любые гаммы будут по плечу...
Я стар, и в стенах этих с основанья,
Тьфу, с сотворенья мира! Не хочу!
...Ушёл. Вот развелось же нынче пианистов,
Ни сердца, ни души не ведающих трат,
Которые и Шумана и Листа
Одной манерой мыслят и чернят.
Где звука мощь без модного кривлянья,
Где бархатно-звенящее perle?
(Замолк рояль и обратил вниманье,
Как солнца луч клубится на стекле.)
И день прошёл, и мгла на мир спустилась,
Безмолвная, седая, и в ночи
Грустил рояль.
...А пианистам снились
Пюпитры, камертоны и ключи.
(Вам, пианисты.)