Часть II
Петрарка достал своё сокровище – портрет Лауры, с которым он никогда не расставался, Эту радость дал ему Симоне… И тут же вспомнилось, как на другой день он уговорил его погостить в Воклюзе. У него была ещё одна просьба к другу: Франческо владел ценным манускриптом, включавшим сочинения его любимого поэта Вергилия - «Энеиду», «Буколики» и «Георгики» с комментариями учёного Сервия. И Франческо попросил Симоне сделать над заглавием листа книги рисунок, причём тему он не только предложил, но и сделал сам набросок карандашом… На рисунке, который Симоне выполнил в красках с присущим ему искусством, изображён Вергилий в белом одеянии философа, Он сидит под лавровым деревом. К нему приближается учёный Сервий, ведущий за собой змея, - тот с длинным копьём в одежде римского легионера. В нижней части рисунка крестьянин подрезает лозу виноградную - символ «Георгик», а пастух с овцами воплощает « Буколики». Подписью под рисунком служили стихи, написанные Петраркой:
Мантуанец Великий Вергилий
Великие стихи слагал,
Сиенец Симоне, столь же великий,
Рукою своею их украшал.
Однажды Симоне пригласил Петрарку посмотреть его работы в папском дворце – фрески, которые только что закончил… Это была роспись парадного зала дворца, красочная, монументальная.. Потом они гуляли по саду.
– Когда я принимал заказ на эти фрески, – говорил Симоне, – папа Бенедикт просил меня написать побольше птиц. Увидев же готовую фреску, он остался недоволен. «Ты плохо выполнил мой заказ, ибо не написал столько птиц, сколько я хотел!». « Ваше святейшество, я написал их гораздо больше, но Ваши слуги держали двери и окна открытыми, и через них часть птиц выпорхнула!»
Франческо расхохотался:
– Ну и что Бенедикт?
– Он прикусил язык и больше ко мне не приставал..
Так болтая и смеясь, друзья гуляли по саду. Работы Симоне нравились. Петрарке. А какие краски – светлые, яркие! И герои совсем живые. Музыканты на его картинах приводили Петрарку в восхищение. Так и льются с картины звуки лютни или дудочки.
Живопись Симоне Мартини ещё порадует Петрарку. В 1343 году он будет проездом в Сиене. И там, в сиенском соборе Петрарка увидит прекрасную картину. Сейчас она находится в галерее Уффици во Флоренции. Картина «Благовещение». С картины на стене на него смотрела женщина, черты которой были ему знакомы. Он всмотрелся внимательнее. Это Лаура. Симоне написал Богоматерь и наделил её чертами Лауры. На картине перед Богоматерью букет белых лилий. Цветы белой лилии считались символом чистоты, нежности, грации, непорочности. Такими чертами наградил художник и свою героиню. Мы видим на полотне изящную красавицу с рыжими волосами, темными миндалевидными глазами и белоснежной кожей.
О, пламя глаз, о, розы на снегу…
Что, согревая, очищают жаром!
А какой она была на самом деле? Никто не знает, как она выглядела, во что была одета в тот день, когда Петрарка увидел её впервые. Может быть, на ней была шляпа с перьями или модный в те времена восточный тюрбан? Сейчас сказать трудно. Многие исследователи вообще ставили под сомнение существование какой-либо конкретной женщины, имя которой увековечил поэт. Как сомневались в существовании Беатриче Данте или смуглой леди Шекспира. Если бы не письма, не воспоминания современников! И она была. Совсем молоденькой она вышла замуж, была добропорядочной женой, матерью многочисленных детей, хозяйкой дома. Женщиной с простым женским счастьем. И те сонеты, которые прославляли её имя, поэт, кидающийся поднять в соборе уроненную ею перчатку, иногда раздражали её, потому что привлекали к ней внимание окружающих. А для Петрарки она была «дамой сердца», такой же, как Дульсинея Тобосская для «рыцаря печального образа». Поэтому в сонетах, ей посвященных, мы иногда встречаем слова: жестокая, жестокосердная, холодная. Но чаще это были строчки восхищения и признаний:
Настолько безрассуден мой порыв,
Порыв безумца, следовать упорно
За той, что впереди летит проворно,
В любовный плен, как я, не угодив, –
Что чем настойчивее мой призыв:
«Оставь ее!» – тем более тлетворна
Слепая страсть, поводьям не покорна,
Тем более желаний конь строптив.
Все важные события в жизни поэта как-то всегда приходились на весенний месяц апрель. И вот в апреле пришла печальная весть: Лаура умерла. И на смену сонетам живой Лауре приходят сонеты на её смерть. Их будет не меньше. Ещё целых 10 лет он будет писать о ней. Похоже, что мёртвой Лауры для него не было, не могло быть. Просто была какая-то другая, но опять-таки живая. И на старости лет, уже перед своей смертью он писал: «Уже ни о чём не помышляю, кроме неё».
Ты смотришь на меня из темноты
Моих ночей, придя из дальней дали:
Твои глаза ещё прекрасней стали,
Не исказила смерть твои черты.
Как счастлив я, что скрашиваешь ты
Мой долгий век, исполненный печали!
Кого я вижу рядом? Не тебя ли,
В сиянии нетленной красоты
Там, где когда-то песни были данью
Моей любви, где плачу я, скорбя,
Отчаянья на грани, нет – за гранью?
Но ты приходишь – и конец страданью:
Я различаю по шагам тебя,
По звуку речи, лику, одеянью.
Существует много версий о том, что стало причиной смерти Лауры. В тот год в Авиньоне была чума. Причиной мог стать и туберкулёз. Но больше всего склоняются к версии, что она умерла от истощения. В её 38 лет у неё было 11 младенцев, и организм не выдержал такой нагрузки. И после смерти она была его ангелом-хранителем, направлявшим помыслы поэта к высшим сферам.
Но и печальные стихи поэта всё равно остаются светлыми… Вся его поэзия как бы соткана из солнечных лучей, прозрачного воздуха, голубых небес, зелени холмов, ярких красок итальянского лета. Он был сыном своей земли: её лесов и гор, апельсиновых рощ, живописных монастырей, Средиземного моря – радужным солнечным поэтом. .
Продолжение: http://www.stihi.ru/2010/05/12/5700