Я не против того,
Чтобы сын говорил по-английски.
Или даже китайский разучивал вместе с кунг-фу.
Я ведь знаю, что в сорок,
Пусть даже в Сахарах неблизких,
Он напишет впервые свою, об отчизне, строфу.
Он возьмёт мою книжку,
Рубцова, Есенина, Фета …
И напишет – Россия! – и будет всю ночь рифмовать.
У него на челе,
Как у всякого русского мета:
За Россию и волю сто тысяч веков умирать.
Он бьёт кием в шары,
Любит Windows и пиво под “мЕтал”
И приятель его в Филадельфии носит пейсЫ …
Только он не уехал к нему
Подработать на лето,
А упрямо чинил на заброшенной даче часы.
Он мобильник в сто баксов
Отдал мимолетной девице.
И московской пропиской милиции тычет в лицо…
Он, конечно, простит
И надменность, и чванство столице,
Лишь бы только хранила Россию на Розе ветров.
И однажды споёт
На какой-нибудь дружной пирушке,
Удивляясь себе: Подмосковные, блин, вечера…
Вот тогда я спокойно
Налью в свою старую кружку
И, хрустя огурцом, незаметно уйду со двора.