Ах, этот бог…
Ну помню, как же, как же.
Был суховей и адская жара.
Кишела чернью плоская гора.
А я, к тому же, как начальник стражи,
еще одет в доспех из серебра
и перебрал в триклинии вчера,
а нынче снова мучился от жажды.
Считать с утра – не меньше меха выпил.
А сам наместник, бестия не прибыл.
У нас чуть что – центурия моя.
Случится казнь какого-то ворья,
моих орлов тотчас же – в оцепленье.
Уйду в отставку. Кончится терпенье.
Куплю именье….
Так о чем бишь я?
Ах, да, жара – аж до оцепененья
мозгов под шлемом… Там была одна
в толпе красотка, это помню точно,
еще подумал: надо бы…
Но тошно
и как-то лень от зноя, от вина.
В тот год вообще не лето было – пекло!
Все выгорало, трескалось и блекло
и пропадала влага в родниках.
Что родники – моря и реки сохли…
К обеду двое на крестах издохли,
а третий – сумасшедший – все никак.
И бред его мне доносило ветром:
что он, мол, бог и все такая муть…
И думал я: помри, будь человеком,
над нами сжалься и себя не мучь.
А он все ныл про веру и добро…
Тогда я не спеша допил из фляги,
подъехал к богу вашему, к бедняге,
и сунул ему пику под ребро.