Пекки Е.
По-разному к ним можно относиться…
Когда сомкнулись все в большой беде,
В атаку шли с кубами на петлицах
И гибли парни из НКВД.
(слова из песни «Традиция»).
Бой возле Орзеги подходил к концу.
Корреспондент молодежной газеты Петров, уже сделал десятки снимков на цифровую фотокамеру “Pentax” и лихорадочно чиркал заметки в своём блокноте.
Как и положено, в таких случаях, красноармейцы с криками «Ура!», атаковав, одолели врага, хотя шестьдесят лет назад всё было немного иначе. Тогда эта местность осталась за финской егерской бригадой, наступавшей на Петрозаводск.
Зрителей было около двух сотен. Все с интересом наблюдали за реконструкцией боя, воссоздавшего сражение финских и советских солдат. Бухали холостыми зарядами винтовки, громко хлопали взрывпакеты, грохотали имитаторы разрывов артиллерийских снарядов, взметая дым и пыль. Временами даже взлаивал и полыхал огнем из вороненого ствола ручной пулемет. Все было почти по-настоящему. Когда же действо, организованное Клубом Боевой Славы русского оружия и их сотоварищами из Питера, было завершено, в небо взвилась красная ракета, выпущенная усатым парнем в форме политрука.
С земли, отряхивая форму, стали подниматься мнимо убитые бойцы. Один с перебинтованной головой даже соскочил на ходу с носилок, завидев в небе красный светящийся шар. Обычно в таких случаях горнист играл «Отбой», но в этот раз его не было, пришлось пускать ракету. Зрители подходили к солдатам, трогали у них знаки различия и награды. У мальчишек горели глаза от обилия оружия, которое можно даже было подержать в руках. Егерей изображали реконструкторы из Питера. Их командир отдавал несложные команды на финском языке, но когда он пытался выйти за рамки слов, выученных по роли, то его реплики часто вызывали смех в публике. Да это и понятно. Часть зрителей из карелов, достаточно хорошо понимала финский язык. Кроме того, сегодня здесь присутствовало с десяток финнов, которые приехали в Карелию для участия в днях культуры. Узнав, что в пятнадцати километрах от Петрозаводска будет происходить реконструкция боевых действий августа сорок первого года, министерство культуры, пригласило делегацию из сопредельного государства, поглядеть на этот бой. Впрочем, несмотря на огрехи с языком, форма на питерских егерях сидела безупречно, и оружие тоже было со времен войны. Тем, кто был красноармейцами, было легче. Форма у них была не сшитая в ателье, а с запасных воинских складов и фронтовые фотографии родственников у большинства сохранились. Тут уж знаки различия и награды не напутаешь.
И егеря, и красноармейцы выстроились у памятника погибшим сотрудникам НКВД, встав от него по обе стороны. Потом был дан троекратный залп из имеющегося оружия и все, уже изрядно устав, от исполнения ролей, рукопашного сражения и переживаний, повалили к полевой кухне, где уже шла раздача каши с тушенкой. Угощали всех и бойцов и зрителей. Чуть поодаль кучкой стояли местные жители из села, возле которого состоялось сражение.
Получил свою порцию каши и Петров. Ему это всё было, конечно же, очень интересно и репортаж с места таких событий должен был получиться отличным. Пригласил его посмотреть на реконструкцию боя товарищ, с которым они дружили еще с университета. Тот уже восьмой год активно участвовал в работе своего Клуба и в ходе таких, «потешных» сражений, носил форму артиллерийского сержанта.
Угостили гречневой кашей конечно и финнов, навалив по полному черпаку в алюминиевые армейские миски. Они ее уплетали с удовольствием, особенно после того, как пропустили по стаканчику водки. Им объяснили, что это «фронтовые сто грамм» и употребление их входит в ритуал, дает возможность лучше приобщиться к тем далеким событиям. Они, собственно, и не отказывались. Улыбались, щелкали фотоаппаратами и всё увиденное бурно обсуждали.
Выделялся среди них сухощавый старик с лысой головой. Из левого рукава его куртки торчал протез, одетый в черную, кожаную перчатку. Обветренное лицо и крючковатый нос делали старика похожим на хищную птицу. Ему, судя по морщинам на лице, пигментным пятнам на черепе и узловатым венам на правой руке, стукнуло не меньше восьмидесяти. Чувствовалось, что остальные члены их группы относятся к нему с уважением. Было здесь, наверное, и желание помочь инвалиду. Ему наготово принесли и водку, и кашу, а он с любопытством отдал должное и тому, и другому. Тут же они принялись лопотать по-своему, что-то живо обсуждая.
- О чем это они? - Спросил своего товарища тот парень, что изображал политрука. Это он подавал сигнал ракетой.
-Спрашивают, у него, не изменился ли вкус, за шестьдесят лет,- ответил, стоявший рядом с ним парень в форме сержанта НКВД. Похоже, что финский он знал хорошо.
- А он что?
-Сказал, что только запах этой каши чувствовал, а пробовать ему не доводилось. А вот водка, та самая, настоящая русская.
- Что-то сомневаюсь я, чтобы в плену его водкой поили и кашей с тушенкой кормили. Спроси его, не здесь ли он воевал, и не был ли у наших в плену.
Старшина заговорил по-фински со стариком. Тот, бережно придерживая на коленях своим протезом алюминиевую миску, неспешно ел кашу, тщательно пережевывая белоснежными фарфоровыми зубами. Все замолчали. Кто-то понял вопрос, кто-то решил прислушаться к разговору с иностранцем. Финн отставил пустую миску в сторону и встал со скамьи, что-то односложно ответил и махнул рукой в сторону.
- Говорит, что в плену не был. Их батальон в это же, примерно, время наступал на Петрозаводск со стороны Вилла-горы, там он и получил пулю, которая раздробила ему кость. Его отправили в госпиталь. Воевать ему больше не пришлось, отправили в тыл. Он стал преподавателем в школе.
- Откуда же он знает вкус русской водки? Саша, переведи,- попросил опять политрук.
Старик, посмотрел в его сторону, когда старшина перевел вопрос, и усмехнулся.
-Водка была трофейная. У нас тогда много было трофеев. Была и водка. Русский хлеб и тушенка-это была отличная еда. Нас кормили намного хуже. Русские даже чай пили с настоящим сахаром, а не с сахарином как мы.
-Похожее на правду сражение сегодня получилось?- Допытывался у него политрук.
- О, да! Очень похоже. Я как будто перенесся в прошлое. В годы моей молодости. Но бой лучше видеть со стороны, чем в нем участвовать.
- Вы это поняли когда остались без руки?- Не унимался политрук.
Старик усмехнулся.
- Нас никто не спрашивал, что мы об этом думаем, когда посылали в бой. Хотя врать не буду, я, Вяйно Руотсалайнен, пошел на войну добровольно.
- Очень хотелось Финляндию продлить до Урала?
- А ты хорошо знаешь советскую пропаганду того времени. Нет, хотелось вернуть землю, захваченную Советами у моей страны.
- А у вас не получилось, - с удовлетворением отметил политрук.
- Да, у меня не получилось,- ответил старик.
- Фёдор, может, хватит на него наезжать? Знаешь ведь, что Финская кампания признана несправедливой с советской стороны. В следующей войне он своё получил. Стоит ли об этом?
- Да, пожалуй. Извините, я не хотел Вас обидеть,- повернулся тот к старому солдату. Антекси, - извинился он по-фински, несмотря на перевод старшины.
- Можно мне спросить? - Старик Руотсалайнен повернулся к старшине. - Что это за форма на Вас?
- Это форма сотрудника НКВД.
- Что это за войска?
- Это, по-вашему, что-то типа полиции будет. А еще это и контрразведка, и политический сыск.
- Почему же вы сражаетесь с войсками?
- Мы показали Вам реконструкцию реального боя. Здесь батальон таких парней из НКВД, три дня сдерживал наступление финской бригады, чтобы обеспечить эвакуацию из Петрозаводска. Памятник, к которому сегодня возлагали цветы, это в честь погибших в том бою.
- О-о-о? И чем кончилось дело?
- Почти все погибли. Из батальона осталось шестнадцать человек.
- Их взяли в плен?
- Нет, никто не сдался. Ночью они пробились из окружения и ушли к своим на Вытегру.
- Я слышал, что у русских были такие подразделения, которые в плен не сдавались, это как СС у немцев.
- Ты что сказал-то?- Услышав перевод, заорал политрук Фёдор. – Как можно сравнивать?
- Я только сказал, что они дрались до последнего и ничего больше.
- Фёдор, остынь,- опять осадил товарища старшина.
- Я, пожалуй, еще каши съем, - сказал старик, явно прерывая разговор и отходя в сторону. Он протянул свою миску мужчине из их группы. Тот понятливо кивнул головой и отправился в сторону полевой кухни.
Петров отошел к деревенским жителям. Они стояли поодаль на пригорке. Все тоже обсуждали происходящее, пока их ребятишки разглядывали оружие и форму участников сражения. Рядом с ними стоял и местный священник, отслуживший молебен «Об убиенных на поле брани». Он негромко беседовал с двумя женщинами.
- Ишь, - пробормотала, поджав губы, неодобрительно одна старушка, что была в белом платке, повязанном на голову - кашу вон как наворачивают, а их отцы, небось, этих парней и убивали, что здесь лежат.
- Бог с ними, Глаша,- отозвалась другая старушка, в таком же платке. – Может их отцы, а может и не их. А может, их родни и вовсе тут не было. Чего теперь вспоминать-то? Лет то сколь прошло?
- Больно у тебя, Катерина, память коротка. Забыла, как мы могилы рыли и убитых туда складывали?
-Ничего я не забыла. Помню, как ты над убитым нашим участковым тогда сказала: «Что, Митрофанов, вот и тебе тоже несладко?». Не могла ты ему простить, что когда вас раскулачили, он на телеге твоих родителей в город увез, да больше их и не видели. Помню я как тётка Волоснева, у которой ты жила, тебе тогда сказала: «Помолись лучше за него. Он за Родину жизнь отдал».
-Истинно так, - отозвался, услышав последние ее слова священник,- напомню вам слова молитвы об убиенных воинах: «Приими с миром души раб Твоих, воинствовавших за благоденствие наше, за мир и покой наш, и подаждь им вечное упокоение, яко спасавшим грады и веси, и ограждавшим собою Отечество, и помилуй павших на брани православных воинов Твоим милосердием, прости им вся согрешения, в житии сем содеянная словом, делом, ведением и неведением».
Обе старушки, а с ними еще несколько женщин перекрестились.
- Свои ладно,- тихо продолжала бурчать Глафира. - А с этих тоже грехи снимаются? Вон старый черт, что с ними, однорукий, поди, в наших-то стрелял. Что ж, я ему за это теперь кланяться должна?
- Так и в него стреляли. Солдат ведь человек подневольный. Прикажут и стреляет. Вот ты скажи, новой войны, не хочешь ли?
- Я что, на умалишенную похожа?
- Так у него вот возьми и спроси или у этих, что с ним приехали, хотят они воевать? Сама знаешь, что нет. Так что нечего и вспоминать про это.
- Да и забывать тоже нельзя,- решил вмешаться Петров.
- А у нас никто и не забывает. Ребятишки вон за могилой ухаживают, в порядке держат.
- Это правильно, везде бы так. А что же вы к каше поближе не идёте?- Поинтересовался он у женщин.
- Что мы гречневой каши в жизни не пробовали? Это иностранцам она в диковину.
Между тем действо уже полностью было завершено и большинство зрителей пошли к своим машинам, оставленным у въезда на поляну. Финны выпили с нашими солдатами и егерями «на посошок», не забыв при этом произнести тост «за мир, дружбу и чтобы не было войны». Свернула работу полевая кухня и бронетранспортер, выпуская клубы дыма, пахнущего соляркой, поволок ее в свою часть.
Построились егеря и, под старательно выговариваемые их командиром: «Юкс, какс, колм» , двинулись по дороге. Последними уходили участники реконструированного боя одетые в советскую форму. Впереди, как и положено, командир с политруком. За ними уходил взвод. Всё было как тогда, в сорок первом. С шинелями в скатку, одетыми через плечо, с трёхлинейками за спиной они даже пели песню тех лет «…от тайги до Британских морей Красная Армия всех сильней».
Солнце уже начало опускаться за горизонт и малиновым светом снизу окрасило темные облака, двигавшиеся с запада. Как будто сильный пожар заполыхал в вышине.
Петров вместе с жителями Орзеги смотрел им вслед и вдруг неожиданный эффект вечернего освещения поразил его воображение. На фоне бугра, с которым уже почти слились и стали едва различимы уходящие вдаль солдаты, над их головами начали вспыхивать яркие красные огоньки. Они появлялись попарно, и вскоре создалось впечатление, как будто две змейки из красных светлячков двигались вдали.
Взвод преодолевал подъем. Примкнутые штыки трёхлинеек покачивались над головами солдат на высоте вытянутой руки. Последние лучи заходящего за горизонт солнца уже людей не освещали. Они попадали только на кончики отточенных штыков, которые и отражали этот свет.
- Господи, - подумалось вдруг Петрову,- как будто свечки над ними зажгли.
Он невольно перекрестился. Некоторые, из тех, кто стоял рядом с ним, заметив это, стали вглядываться в сгущавшиеся сумерки и, увидев необычное явление, стали тоже креститься. Священник, наперсным крестом молча, осенил вслед уходящих солдат.
Огоньки стали попарно пропадать. Наверное, взвод, перевалил через холм.
Одна совсем старая сгорбленная бабуля всё пыталась понять, что происходит, но она уже почти ничего не видела даже белым днём. Поэтому, сильно сощурясь, поворачивала она седую голову то вправо, то влево, опираясь двумя руками на суковатую палку. При этом всё спрашивала, у дочери, а может у соседки,- Что там, Фросенька, что там?
- Да ничего, бабуля. Над солдатами, будто свечки горят.
- Спаси их Господь, - наклонила голову старуха, потом пожевала беззубым ртом и добавила, - лишь бы больше войны не было.
Петрозаводск - Орзега.
Май 2010 года.