Блеск зеркала в прихожей, коридор.
По стенам шляп и зонтиков набор.
И сильный запах рухляди телесной.
Там, в сумраке, где тает кисть руки,
Где в штукатурку вбитые крюки,
В проеме дверь – за нею мир воскресный.
А значит сонный мир – пробило шесть часов
И дверь еще закрыта на засов,
И в кухне кроме птичьих голосов,
Проникнувших извне и без запрета –
Недвижен воздух. Умывальник сух,
Но оханье и громкий всхрап старух
Тревожат, долетая, слух,
Рожденные за стенкой где-то.
А за окном торопит календарь
Цветение каштанов, киноварь
Пионов и сирени пятна…
Сон кончился – бессмысленно лежать,
И век уже не хочется смежать,
Хотя, однако, мысль еще бежит обратно.
Туда, где снилось неизвестно что,
Где зыбкая фигура без пальто
Навстречу двигалась и шерстяного шарфа
Полоска перечеркивала сон.
И скрипка разрыдалась. В унисон
На гулкой ноте “до” в ответ звучала арфа.
Чуть птичьи черты и хищный поворот.
В анфас скривлен в полу усмешке рот.
Вокруг усталых глаз смертельного овала
Еще не рассмотреть. Сквозь сигаретный дым
Там, в зеркале, плывет и кажется живым
То отраженье, оболочка чья уже давно пропала.
За дверью белой длинный коридор,
Где лампочка на вас глядит почти в упор,
Но освещает только ближний угол.
И безнадежно вглядываясь вдаль,
На стенке глянцевеет календарь,
Бесстрастный как лицо тряпичных кукол.