Н.А.Козыреву
К ДУШЕ СВОЕЙ
Каково тебе, душа, за гордость расплату
Чистоганом получать приправой к салату
Тайной вечери твоей, горечь окаянну,
Пиру брань предпочитать подобно Траяну?
Каково в спор вступать аж противу века?
Уж не гибелен ли спор тот для человека?
Вот, повержено в постель в Сосновой Поляне
Тело твое, моя душа, брошено, как в яме.
Распласталось по одру, читай, по дивану,
И никто не навестит... Как же перестану
Плакать, дура, по тебе? Сгноишь ведь в чахотке
И себя, и меня... Долго ль до Чукотки
Остается стране? Куда торопиться?
А уж если спешить, не лучше ль топиться
Не в воде, так в вине, коли петь тревожно?
Право, пить веселей, когда пить возможно.
Каково тебе со мной пить в одиночку?
Что ж никто из друзей денег на бочку
Не положит — не придет? .. Эх, печаль-скука!
Круговая тщета, нищая порука!
Много ль жаловаться мне, душа моя? Вот я
Лежу в гриппе на сей раз, выхаркав лохмотья
Горла певчего в платок, сердце песня ломит...
Если к Богу отлетишь, кто мя похоронит?
Повремени, о, душа! Заведу собаку...
А то и бабу заведу... Люблю тварь всяку.
А еще, и эта мысль страшнее могилы,
Мать-старуха жива... Хватит ли ей силы
Схоронить меня, когда, душа, к Богу в руки
Попадешь, не дотерпев распятия муки...
Гордость твоя, христианин, дух мой полунищий,
Не гордыня — горечь всех, живых твоей пищей.
А посему будь честна, душа моя, пой же
И на кресте, пусть одна, зато боли больше.
1970
ДРУГУ СТИХОТВОРЦУ
Любезный друг, не плачь. Что наши горести!
Мы — виноград у Господа в горсти.
И нет для нас на свете высшей доблести,
Чем эта - крест принять и крест нести.
Мы родились затем в года советчины,
Чтоб разглядеть России скорбный путь.
Иеремии, плачем. Слезы отчины
Поэзии удавленная суть.
Рыдай, моя душа! Кричи о помощи!
Рыдай о том, что друг мой сух и нем
Не оттого, что так расслаблен в немощи,
Но оттого, что зрит... Кому повем..
Есть времена, когда стихи не пишутся-
Эпохи лицемерия, увы.
Тогда скрипят лишь те, чьи перья чешутся.
Не так ли, друг, на берегах Невы?
Как много в наше время полупишущих,
Не ведающих, Боже, что творят,
Таинственные песни наши слышащих,
Не мыслящих, что сами говорят!
Когда-нибудь вся эта безголосица
Свидетельствовать станет на Суде
О Времени, но с них уже не спросится,
Как никогда им не сгореть в стыде.
Им остаётся вечная оскомина
Oт винограда тех, всегда иных,
Кто предпочел со всей Россией сгорбленно
Молчанья крест нести за всех, за них.
1970
НА СМЕРТЬ ПАТРИАРХА
Сила Господняя с нами.
Снами измучен я, снами.
И.А.
На грани эпох постигает смерть
Избранников Рока.
Еще мы в прошлом, но дней круговерть
Вдруг завихряется розой и смерч
И странно, точно разит, как меч,
Праведно иль жестоко.
Времени нож отсекает пласт
Безвременья века.
И вот человека не держит наст,
Сугроб синюшен, хотя глыбаст,
Скворец летит – воробью задаст,
Цветет лесосека.
Христова Пасха…Христос воскрес!
Воистину с нами.
Тленный мрака покров разлез
И свет грядущий сквозит в разрез
Семидесятого года чрез
Мучение снами.
Вижу несбыточные лишь сны.
Что за причуда!
Нет, не бывало такой весны!
В Сосновой Поляне лишь две сосны,
И те засыхают, настолько пресны
Шансы русского чуда.
Не, не случайно в сей час почил
Старец владыка.
Есть времена, их Господь различил
Грозным влияньем ночных светил:
Там, где двуглавый орел когтил,
Нарывала гвоздика.
Странной печатью упал пентакль
На православье.
Нет, не случайно в Москве миракль
Пал на Страстную. Не сей спектакль
Победоносцев глядит в монокль
Из предисловья.
Если Россия – водораздел:
Время и Лета,
Певец воронежский правду пел,
И потому лишь допеть успел,
Пока хребта крылом не задел,
Что гора сия мраком одета.
Красный Восток стал совсем лилов.
Черное солнце
Светом червонным кресты куполов
Окровавляет. Сколько голов
Катит наш век, а всего-то делов –
Порубаем оконце,
Щель, не в Европу на этот раз
И не в Царьград, чай, -
В небо – спастись – захламленный лаз
Чаем расчистить, и пробил час,
Стадо удержит смиренный Спас
Яростью отчей.
1970
БАЛЛАДА О БЛУДНОМ СЫНЕ
У некоторого человека
Имение было. Два сына
Ему помогали. Семья
В достатке жила, но до срока
Меньшой заявил: "Половина
Наследства да будет моя!"
Отец разделил между ними
Именье, и младший далече
Ушел, просадив капитал
До меди, и вскоре с пустыми
Руками в долгах, в неудаче
К чужому именью пристал.
Хозяин скупым и жестоким
Дерьмом оказался. В свинарник
Послав батраком его, стол
Назначил со свиньями. Стольким
Живя, истощал подзаборник
И к дому, рыдая, пошел.
И долгой голодной дорогой
Он брел, скорбя о пороге,
Где так он обидел отца,
И что-то в котомке убогой
Все шарил и шарил. Дороге,
Казалось, не будет конца.
В отчаянье сердца он шепчет:
"Отец мой наемников кормит,
А я умираю в нужде.
Когда он меня не захочет
Как сына принять, не прогонит
Раба в покаянном стыде».
Случилось же, добрый родитель,
Завидев нежданного сына
Еще вдалеке, побежал
Навстречу ему. Кто бы видел
Как нищенка прятался в сено,
Как старец к нему поспешал!
Он пал дорогому на шею,
Жался и с плачем целуя
Пропащую душу. И вмиг
Забыл, что подобно злодею
Сынок отличился, ликуя,
Послал за одеждой старик.
И мигом слуга обернулся
С одеждою лучшею в доме,
И на ноги обувь принес,
И на руку перстень. Вернулся
Наследник в помоях, в соломе,
Худой и смердящий, как пес!
И что тут случилось! Он сыном
Не смея назваться, заплакал:
"Отец, согрешил я! Прости!"
И в ноги отцовы с поклоном
Упал неуклюже наш сокол
С родительским перстнем в горсти.
Отец же о прошлом ни слова.
Тихонько с колен его поднял
И весело кличет слугу.
Душа его к пиру готова.
Он видит, что сын его понял,
И вот он пред сыном в долгу.
Велит привести им теленка
Из лучших, заклать, веселиться.
И слуги не медлят. И стол
Накрыт. Господину ребенка
Вернула чужбина. И льется
Вино, ибо праздник настал.
Тем временем с поля усталый
Старшой возвратился и слышит
Веселье и пенье. Из слуг
Зовет одного, чтобы малый
Сказал ему, что это пляшет
За гость и с чего это вдруг.
"То брат твой пришел, и отец твой,
Здоровым увидев сыночка,
Теленка из лучших заклал".
Тогда, осерчав, что наследство
Братан промотал в одиночку,
И пляшет, он прочь усвистал.
Отец же за сыном вдогонку
Поднялся и вышел из дома,
И звал его. Сын же в ответ:
"Я рад от тебя и козленку
Остался б, но вот мне солома
За все от тебя на обед.
Не я ли тебе в послушанье
И службу любую работу
Работал в то время, когда
Вот этот твой сын прилежание
Имел разве к шлюхам, и квоту
Свою расточал без стыда?"
«Но, сын мой! Всегда ты со мною.
Мое ль — не твое без изъятья?
А брат твой родной пропадал.
И вот он нашелся. Больною
Душа была, порвано платье...
Был мертв он, и ожил, и встал».
Старшой омрачился на эти
Слова и осклабился как-то
Невнятно. "Отец, берегись!"
Но старец молчал. Только некто
Вздохнул за спиною из плети.
Овца ли? Поди разберись.
1970
МОЛЕНИЕ О ЧАШЕ
Отче! Кто-то скребется пером...
Уж не птица ль, не птенчик?
Отче! Сердце горчит...
Север сердце колотит. Пишу топором
По льду крови моей, а оно, как бубенчик..
Да, оно так сердчит. Переперчили бром..
Что ещё! Что ещё, если петел кричит,
Хриплый кочет,
Если крик его в горле перчит,
Если венчик,
Если венчик безумия станет добром
И, завинченный в нервы, еврейский погром
Брому в венах «перцовкой» перечит?
Что еще! Что, спрошу, петел трижды излечит,
Если Кифа и крест основанием вверх?
Авраам! Ты не избранных стал патриарх,
Но избранных народами брань Страстотерпца
Разгласить столь насильственной кровью своей,
Оттого что разгромленный чернью еврей-
Мессианства победа и камень для сердца.
Ледяным бубенцом раскололось оно.
Петел трижды хрипит, И Петру суждено
Слышать перьев царапанье в чёрных бумагах.
Твой Израиль горчит в европейских завмагах
Переперченный бромом намеренья жить.
Надо землю горшечника так заложить,
Чтобы тридцать цены обратились в цене
Xpистианством с крестом на Господней спине.
И тогда, откупив эту землю ценою
Европейского срама,
Растворённый в народах спаситель бедлама
Обретёт возмещенье апостола тьмою
Крови, застящей Слово Твое предо мною.
1970
НОВОЕ ВИНО
Всю ночь читал я Твой Завет.
Б.П.
Во гробе нищим я лежал
Друзьями наскоро отпетый.
Нет, червь, и тот не обижал
Живой недвижимости этой.
Другое. Жутко было мне
И, наконец-то, одиноко.
Всего на свете в стороне,
Я ждал: Всевидящее Око
Найдет меня. И что ж? Оно
Во мне, как долго ни искало,
Нашло лишь то, что мне дано –
Жизнь, что и в смерти помогало.
Я Лазарем пошел на зов.
И гроба не было отныне.
Я начал все, что есть с азов.
И вот, меня лишь нет в помине.
Зато есть новое вино
Твоей, о, Господи, любови!
Мне каплей быть в нем суждено,
Но не пролитой каплей крови.
И эту ночь я посвятил
Тебе, Твое читая Слово,
Как Ты у моря посетил
Друзей Твоих по смерти снова.
И я, как Петр, к Тебе плыву.
Чуть наготу прикрывши рванью.
Я знаю: это наяву,
И Ты пришел такою ранью.
Еще и солнца не видать,
И сеть пуста, а Ты уж с нами.
И все, что Ты захочешь дать,
Ты дашь нам, и увидим сами.
И все, что мы тебе дадим –
Твое: вино, сыта и жито,
И то, что на тебя глядим,
И в том любовь Твоя открыта.
И если я люблю Тебя –
Ты знаешь все. Я пред Тобою.
Но я не знаю и любя,
Как мне идти Твоей стопою.
Направь и не оставь нигде,
Ни даже здесь, когда Ты рядом.
Я пред тобой тону в воде,
И Ты меня спасаешь взглядом.
И эта аква мне легка
Лишь потому, что это бремя
Твоё, и наступило время
Доплыть к Тебе издалека.
1971
ПОЭМА. ИСПЫТАНИЕ ИОВА
Н.А.Козыреву
Аз есмь Альфа и Омега,
начаток и конец,
Первый и Последний.
Апокалипсис.
1.
Когда я дожил до глухого часа,
И в сердце жизнь моя открылась мне,
И, точно пёс, завывший в тишине,
Не находя ни Господа, ни Спаса
В душе моей, воскликнул я в сердцах:
Не Иову ли дух сей уподоблю!..
Вот предан я смущению диаблю,
И гаснет свет вечерний, отмерцав.
И взял я Книгу Иова. И слову
Его приник. И разорвалась цепь
Отчаянья. И старческая крепь
Испытанного горестию мужа,
И сердца жар, и мировая стужа
Вселилися в меня. И душу нову
Я получил. И в ней такую боль,
Что песнь моя пресуществилась в быль.
И страх меня объял. И время ночи
Сгустилося. И выпало перо
Из рук моих...Звезды ли две, но очи
Я видел пред собой... Их жар горячий
Пытал меня. И сердце билось круче...
И в тишине полночная пора
Затмила зренье мне слезой горючий,
И внутрь меня разверзлася дыра.
И в глубине рече Глагол Предвечный:
Что зыблешься, дрожащая душа!
Не Я ли твой Источник бесконечный,
Еще досель тебя не сокруша?
Не Аз ли есмь и Альфа и Омега,
Начало и Конец? Дерзай же, дух!
Я сотворил тебя. И в образе Олега
Ты — недр Моих исторгнутый издох.
Возьми же сей Глагол и победи Им
Ничтожество твоё, ничтоже — дрожь.
Но берегись! Уж многим повредили
Слова, от коих смертью да умрешь!
Наследует Мое лишь победитель.
И буду ему Богом., он же Мне
Да будет сьном. Иоанн — свидетель.
Так говорит Господь и Вседержитель,
Носящийся как голубь в вышине.
2.
Господь мой! В той стране, забытый мною
За временем, не я ли пред Тобою
Ходил, и вот теперь себя не знаю,
Восставлен петь Архангела трубой!
Воззри на мя! И если, новый Иов,
Я — персть Твоя, то кто же сей во мне?
Среди его наитий и наивов
Я сожигаем в горечи огне.
И не было ль — пролог на плане высшем
Еще не бытия, но и уже,
Залогом стал под небом сим нависшим
Восстанья Твоего в моей душе? ..
И демон мой пришел к Тебе, и Ангел.
И, распре их предав меня, как вещь,
Ты вещным стал во мне — палящий факел,
Прожегший в сердце жуткий, жаркий свищ.
И захрипело, Духом прободённо,
И в хрип его вошли, точь-в-точь извне,
И Ангельские тьмы, и легиона
Отчаянья, и сведались во мне.
3.
Был некий человек до нашей эры.
Ему же имя Иов. Сердцем чист,
И в помыслах его благую часть
Избрав, он счастлив был, и светоч веры
Поддерживал в себе, не внемля злу.
И вот во всех делах ему везло.
И было яко день сей. И пришли
Ко Господу и Ангелы, и дьявол.
И Ангелы хваленье принесли
Создателю, а дух сомненья вслух
Лукавствовал, глумясь при этом, — "Да, мол,
Не оттого ли, Господи, Ты глух
К мученьям сатаны, что эти птицы
Поют послаще едкого денницы? ..»
И отвечал Господь: «Не ты ли сам-
Начало и конец сим чудесам?
Вот ты прошел Вселенную и Землю.
Есть человек, и Я его подъемлю
Оспорить правоту Мою. Ступай!
И пусть сразится Иов Мой с тобой!
Се предаю тебе его, но душу
Свободною оставь ему, зане
Свобода не подвластна сатане,
И Я её в творении не нарушу».
И отошел от Бога сатана,
И приступил, дерзая, к человеку,
И сделал из него уже калеку
Несчастьями. И вот уже стена
Воздвиглася меж Иовом и Богом.
И проклял Иов день, в какой зачат.
И перед страшным тартара порогом
Его слова и по сей день звучат.
4.
Да проклят будь сей униженья день!
И эта ночь, объявшая мой разум,
Будь проклята! И ты, сочась порезом,
О, сердце страшное, разбейся в миг един!
И не рождаться б на такой знанье
Бессилья своего... Да грянет казнь
Последняя, зане жизнебоязнь
Ужасней смерти, ибо в ней зиянье!..
Сжигаю всё, что с жутью этой связь
Являет: жар страстей, страстное жало
Молчания и дрожь, и всё, что жило
Не в чаянье, но и не чая в грязь.
Пою тебя, мое уничтоженье
И истощенье, и, уже в тщете
Отчаянья, последнее вторженье
Надежды в недра тьмы — там — в пустоте.
Но к Господу сжигающий сей пламень
Достигнет пусть и вызволит мой дух,
Зане и плоть неплодная не камень,
Но горечь вся, рыданья жаркий вздох.
5.
А вы, мои обидчики, затем ли
Пришли ко мне, чтоб, видя скорбь мою,
Напраслиной позора в ваши земли
Разнесть молву о том, как смерть пою?
Ты, Елифаз, и ты, Валдад, и ты здесь,
Блистательный Софар... К лицу ли блеск
Тем, кто ко мне пришед, не видит брезг
Во мраке сем, в каком пою? Стыдитесь!
Господь не разлучал с сияньем тьмы,
Но разделил смешенье их Глаголом.
Не звёздам ли в ночи подобны мы?
И жар сердец не жуть ли в жбане полом?
Я смерть пою. Но жизнь поет во мне
Надеждою, и гнев мой ныне красен
И раскалён... И жребий мой ужасен,
И в ужасе прекраснее вдвойне.
6.
Жена моя, Бог посетил и нас,
И все унес, что даровал однажды.
Мужайся же! Еще не пробил час
Возмездия, и ждать его что нужды!...
Жив Бог, жива и наша в нем душа.
Из гноища к Нему моя молитва.
И если жизнь пред Господом не битва,
То что же вопль мой, дух вооружа?..
Не мало отнял Вышний, но и все,
Что отнято у нас: именье, радость,
Здоровье, дети, преизбытка пропасть -
Все пропастью и было, в ней вися.
Все даром. Но и дарено не мало.
И что же в том, что, как слезою, смыло
Виденье грезы, жизни ли, мечты.
Когда, любовь, еще со мою ты!..
Благословен Творец, то сотворивший!
Не сам ли я - даренье без того,
Что отнято?.. В творенье моего
Всего-то и трудов, что эти вирши.
Любовь моя, не сетуй на судьбу
И не гляди на небо в иступленье!
Что жизнь твоя, когда не эти пени
Сердечные, не горечь на мольбу?..
Но пробил час, и, более, чем нищий,
Я слезы лью, и, женщина, закрой
Глаза твои, и этим хоть согрей
Студ сердца моего и холод нощи!..
7.
Се, уподоблен Иову во дни
Вселенской и неслыханной неправды,
В рыданье сердца моего на дне
Отчаянья пою, не тщась награды.
И песнь моя к Тебе, Создатель мой!
Колеблется состав гортани тленной,
И весь я в дрожи униженья тляной
Пищу, как мышь, на простыне льняной.
Кошмаров вид мой здесь в больном углу.
Но, Господи, не даждь ми в самом деле
В нечаянной чахоточной постели
Приять в себя уныния иглу!
Вот загнан я в бессилие и смрад
Колоды плотиной, точь-в-точь колодник,
И кровь моя на весь телесный ледник,
Плеснув, кропит, как в пальцах виноград.
Но нет! He мышь я, Господи, и в нетях!
Сей голос мой — хваленья глас осьмый...
И всякое дыхание в хвалитех
Я слышу, и моё к Себе возьми!
Чрезмерен искус Твой — многостраданье,
И иступлен мой вопль среди раденья
Всей плоти моея во времена,
Какие давят грудь, точь-в-точь вина.
И всё же, бремя жизни, Божье иго
Дают мне право на такое благо,
Что и в слезах легко уже мне пить
Из чаши, от какой и сердцу петь.
8.
Ты Елифаз, и ты, Валдад, и ты,
Софар, почто язвите и без ваших
Уколов изъязвленного! .. Пусты
Сердца таких, как вы, меня язвящих.
Что в том, что скорбный дух многоречив
И горечи исполнен в иступленье!
Когда бы знали вы, куда ступени
Униженных низводят, огорчив
Уста свои ещё не этой желчью-
Чернейшею и той, какой блюю,
Вы поняли б что за глаголы лью
Пред Господом в слезах, что за мужичью
Вам правду режу и какая жуть
Отверста предо мной, когда и слово
Мое зияет в душу мне, где слава
Создавшего меня велит мне жить
И, мужествуя, мужествовать снова
Лишь в этом вот глаголанье скорбей,
Упорствуя, как жалкий скарабей!
9.
Ты, пpocтирающий Небо над нами и, землю
Вынув из хляби, трясый основание недр!
Ты, говорящий,- Плеяды и Геспер объемлю,
Арктос, Арктур и другие светила творю, их же емлю,
Сый безначален и сый в бесконечности щедр!
Боже, сотворивший меня столь же бренным,
Что и составы природы в энергиях сих,
Днесь преходящих во мне, даждь смиренным
Сердцем превысить боренья мои и не в бранном,
Но примирённом страданье закончить сей cтих!
Даруй ми, Боже, ужасной Твоей, кроткой силы
И не остави тщедушна во тщанье души,
Ибо скорблю, приближаясь отверстию могилы
И ужасаюсь, предслыша загробные гулы,
Прячу в ладони стыдом очервлённые скулы,
И вопию: сердце, сердце моё сокруши!
10.
Софар, Софар! .. Что смотришь на меня
И гнев мой травишь суетною речью?
Я не забыл нечестья имена
И ярости моей в скорбях не прячу.
И где ты видел, чтоб нечестье не
Процветало, праведность же скорби
Не ведала? Какой величине
Величье уподоблю! Суть ли в скарбе?
Вот Иов пред тобой. Всего лишённый,
Он умирает в горести души.
А в это время глоткою лужёной
Софар ему глаголет: «Не тужи!»
День гнева, говоришь, покроет всяку
Главу нечестну... Нет, приятель, врёшь!
Величие... Да не одно ль и то ж:
Быть праведну в скорбях, и златну звяку
Днесь обличать нахальной силы ложь?
11.
Ты, Елифаз, речешь,- на что, мол, Богу
Вся правота моя и мои простецкий путь...
Да если бы ты знал хоть что-нибудь
От ярости моей, с какой в дорогу
Последнюю стопы направил я,
То ужаснулся 6... Разве спорынья
В день жатвы труд хлёбов не обесценит
И не сведёт к соломе урожай?..
Нет, милый друг! Не пахарь колос женит.
Он жнёт его. Зерно ж не согрешай!
Так может ли быть Богу бёзразличен
Огнь слова моего, палящий лжу?
В горниле правды ложь ли пощажу,
Уже с тоскою смертной неразлучен?
Испытан Иов. Испытал Господь
Как золото его. И вот он честен.
И, если загодя не прополоть
Сей зелени в сердцах, исход известен.
Стебло иссохнет. Порча не парча.
Пред Богом чресл не препояшешь ею.
Уж лучше — рвань с убогого плеча,
Чем ожерелье - жерновом на шею.
12.
A ты, Валдад!.. Почто клевещешь на
Творение Господне? Или звезды
Не так сотворены и лишена
Их слава сил Творца? Объемля воздух
Тугою 6ездной, держит их пред нас
Господня мощь. Взгляни, они прекрасны!
И небо все, насколь вмещает глаз,
Не свилося еще, как свиток праздный.
Как могут быть пред Богом нечисты
Творенья рук Его? Вот пред тобою Иов.
Иль вопли сердца для тебя просты
Уж тем, что в них лукавства нет извивов?
Таким уж сотворил меня 0тец.
И перед Ним не гной моя молитва,
Но — листвище, и в нем — родство сердец
Отца и сына, в Слове этом слитных.
Ужасна мне твоя неправота.
Нет, человек не червь! Сия, творима
В душе моей, осанна Серафима-
Hе высшая ль творенья красота?
13.
Эх, Елиус, мотай себе на ус!
Друзья твои тебя не даром старше.
Молчат. Но что же в том, что и не трус,
Но и не до6р ты в ярости! Не стерши
С лица земли, как ты, поди бы, стер,
Бог посетил меня, исторгнув эти слезы
Из сердца моегo... И вот из лозы,
Досель неплодной, как бы ни был стар
Сей леторасли куст, пошли побеги
И принесли плоды свои, и я
Увидел днесь, что скорби сердца благи,
Когда и в них чиста душа моя.
14.
И Иову рече Господь сквозь бурю
И облаки: «Восстань и препояшь
Передо Мною чресла яко муж,
И отвечай. Теперь с тобою спорю.
Где был еси, когда сия Земля
Основана была согласно Слову,
И Солнце, и Луна, и вся семья
Небесных тел прияла эту славу?
Когда пространство развернулось Мне,
И звёзды в нём из бездны воссияли,
Все Ангелы Мои той славе вняли,
Восславив Бога в ясной тишине.
Не разумел ли ты союз Плеяд,
И развязал ли пояс Ориона?
Иль за волосы стащишь с небосклона
Вечернюю звезду, как древа плод?
Судил ли ты дела Мои по правде?
Когда судил, пред Богом обличай
Творение Его и отвечай:
Что лживого нашел ты в сей природе?»—
И отвечал согбенный человек:
«Почто ещё я Господу перечу!
Но нет предела горю человеку
Перед лицом Твоим, святым вовек».—
И был душе страдальческой ответ:
«Аз есмь Предел. Ликуй! Да узришь Свет!"
1973
ПОЭМА. СУДЬБА ИОНЫ
Памяти Е.И. Горшковой
Род лукав и прелюбодейный
знамения ищет,
и знамение не дастся ему,
токмо знамение Ионы пророка.
Матф. 16,4.
1.
Есть и во тьме Господня сила
Превыше нашего ума.
Уж сколько света поглотила
Чревонеистовая тьма!
Святые, гении, пророки...
Все, все ушли. Куда? — Бог весть.
К ним не доходят наши строки,
А к нам от них пропала весть.
И знаменья уже не просим
Ни от кого, кто тьму постиг.
Но, зная мировую осень,
Мы к бездне приравняли миг.
И вот в сердцах опустошённых -
Тьмы пожирающая гиль,
И в душах, с тьмою сопряженных,—
Отчаяния седая пыль.
И, погребенные под нею,
Мы видим века нищету,
Какой родил нас, чем позднее,
Тем безнадежней на лету.
Но есть последняя надежда-
Брести на зов из глубины
И верить в то, что было прежде,
К чему вернуться мы должны.
Там в глубине существованья,
На срезе хаоса и тьмы
Таится сила созидания,
Которою спасёмся мы.
И этой мощью необъятной,
Распахнутою нам в сердца,
Мы хаос победим невнятный
Ценою жизни до конца.
Нам было знамение свыше:
Из чрева тьмы тридневен Свет.
Он к людям из могилы вышел
Пророчеству Ионы вслед.
И мы заплатим жизнью этой
Для жизни той. Иных дорог
Нам не показано. Hе сетуй
И ты, писатель этих строк!
2.
Ко всякому из нас бывает слово,
Зовущее исполнить нашу суть.
И если мы не слышим в сердце зова,
То нашу душу исправляет путь.
Есть многие пути среди распутий.
Увы, не мы их выбрали в себе,
Но то, что полагает цель событий
И знаменует истину в судьбе.
Один из нас, бывает, уклонится
Предначертанья. Чудо тут как тут.
Сбывается незримая страница
Из книги той, что жизнью это назовут.
И происходит все, чему названья
Не искано. И вот уже нельзя
Ни слова изменить, когда сказанье
Окончено, легендою сквозя.
И путь, который выбрал нас, достоин
Светильника, зажженного в душе.
Любой из нас почтён и удостоен,
И свыше всех, кто нищего хужей.
Но есть в сердцах невнятные до срока,
Глухие, отдаленные слова.
Их новизна настолько не нова,
Что в ней сквозит призвание пророка,
И древностью смущая нас жестоко,
Она и в наши дни, как встарь, права.
Вонми, душа! Прозри, слепое око!
Твой век давно не первая глава.
3.
И было слово ко Ионе, сыну
Честного Амафии: "Подымись
И выходи на проповедь, и стану
Духотворить судьбу твою и мысль!
Из Ниневии, слышишь, вопль злобы
Восходит над землёю и чадит?
Войди же внутрь мерзеющей утробы
И насели её. Так говорит
Господь, создавший храмины и домы.
И вот они пред Господом пусты.
Но призван ты, судьбой твоей ведомый,
Меж городом и Mнoй навесть мосты.
Иди и проповедуй то, что в сердце
Пред Господом найдёшь. Душа твоя
Понадобилась, Mнe. Восходит солнце,
И новый день творенья вижу Я.
Иди же, говорю, и Ниневию
Пройди из дома в дом, и отвори
Сердца, во злобе дня едва живые,
Но чистые пред Богом, Повтори!
4.
И дрогнула тогда душа Ионы
И ужаснулась ужасом. И он
Бежал куда глаза глядели — вон
От Голоса Того, босой, бессонный...
И, пробираясь в гавань Иоппии,
Всё озирался,— нет ли там кого,
Идущего за ним... Но ничего
Не виделось. Одни лишь псы — слепые
От ярости, да утренняя глушь
Перекликались в сумерках, да петел
Горланил где-то там, куда наметил
Свой вещий путь сей легендарный муж.
5.
Он поспешал не зря. Корабль тихо
Уж отходил, когда с разбегу вдруг
Его толкнуло так, что, прыгнув лиxo,
Он успевал в Фарсис, покуда стук
Обрушенного на корабль рока
Не поднял корабельщиков. Борей
Уже гремел в канатах верхних рей,
Укачивая беглого пророка.
Но в Библии написано: Он дал
Наём свой и взошёл на судно. Tак и
Случилося. Но прав и я, когда
Пишу, что он лежал уже во мраке,
Hе веря самому себе, что с ним
Стряслась беда. Его и в самом деле
Толкнул на судно вещий Серафим.
Бот эту силу мы и подглядели.
6.
Так он стремился от Лица Господня
И думал, что в Фарсис. Но ветра шум
Прервал теченье малодушных дум
И в душный сон согнал его по сходням.
Природа омрачилась. Небеса
Вдруг ринулись на вздыбленное море,
И всюду. где ныряло судно, вскоре
Пеннокипящий кипень поднялся.
Корабль скрипел. Опасно накренённый,
Он зарывался в воду и всплывал,
Когда один осатанелый вал
Вдруг не занёс над ним бурун зёленый
И чёрный борт в сердцах не бросил ввысь...
Тут все, кто был, наружу поднялись
И ужаснулись: вод седое лоно
Pаздалося, и мутных две стены
Воздвиглись над равниною солёной.
Tакие иногда бывают сны
В своей необратимой тёмной жути,
Когда во сне мы бездной пленены,
Не в силах оторваться. В той минуте
Вся наша жизнь. Проснуться бы тотчас!..
Но вот корабль дрогнул и, топчась
На месте, полетел куда-то в тучу...
Бывалые пловцы в тот миг тягучий
Оцепенели. Страшный влажный зев
Зиял под кораблём во тьме зыбучей,
рыча на них, как разъярённый лев.
И кинулись они метать сосуды
В отверстые вместилища зыбей,
И кланялись волнам. Но отовсюду
Гремела пасть и в рог трубил Борей.
И долго бы чудить им иступлённо,
Подобно хлябям стонущим, слепым,
Когда б не вспомнил кто-то из толпы,
Что в брюхе корабля храпел Иона.
7.
И кормчий стал будить его, тряся
И тре6yя метать со всеми жребий.
И, видя, что спастись уже нельзя,
Иона ужаснулся тучам в небе
И волнам в море, и природе всей,
Восставшей на него, и этим людям,
Не знающим Творца, и мечет сей
Несчастный жребий. И уже мы видим
Судьбу пророка. Вкруг него галдят
Все эти корабельщики и смотрят
Зверьём, и отвечать ему велят:
«3а кем пришла стихия эта с моря?»
И, мужествуя духом в страшный час,
Иона отвечал: «Я раб Господень
И чту Творца, подъявшего на вас
Природу, ибо путь мой с вами пройден.
Вы утолите голод этих волн
Лишь мною, потому что мне открылось,
Что я бежал от Господа, и Он
Велит мне, чтоб судьба моя свершилась.
Топите же меня, и ваш корабль
Спасётся! Не робейте и молитесь!
Но помните: Господь вас покарал.
И больше на колени не валитесь
Пред бурею. Она всего лишь тварь
И слушается Господа. Теперь
Готов я. И пророк шагнул вперёд.
И сброшен был судьбой в водоворот.
8.
Вздымясь над пучиной, видел он
Ныряющий корабль. Смолёный, прочный,
Кренящийся на гребнях пенных волн,
Высокий борт взрывал за склоном склон
И уходил под ветром полуночным.
И, сбросив утопающий хитон,
Иона лёг измученный на спину
И застонал, и смолк. И слабый стон
Смирил природу. Бездна впала в сон
И погрузилась в сумрачную тину.
9.
И повелел Господь пред небеса
Из глубины явиться кашалоту.
И черная блеснула полоса
На гребне том, где в смертную икоту
Впал человек, распластанный крестом
Пред Вечностью, дохнувшей прямо в душу.
И чудище уж двинуло хвостом
И устремило на Иону тушу.
И пасть уже разверзлась перед ним,
И обнажились яростные зубы,
И хлынула вода, и внутрь утробы
Иона покатился невредим.
10.
И поглотила тьма его. И был он
Во чреве непомерного кита
Три дня, как ночь одну, мотаясь билом
Под колоколом, в коем пустота
И, еле жив, из чрева возопил он
«Извергни, Боже, душу изо рта
Где обретаюсь в тлении! И было:
Бог повелел, и вздулась широта
Морская, и швырнула кашалота
На сушу, и повергнулся пророк
В осклизлой тине в камни на порог
Земли, точь-в-точь китовая блевота.
И встал ночной прибой и поволок
За космы на песок его и влёк,
И бил, и щерил зев свой криворото,
Покуда не ударил так, что рвота
Всесотрясла его, и он пополз и лёг.
11.
И рек Господь Ионе: "Встань и выйди
На проповедь, куда тебя вела
Моя pyка. Пусть Ниневия видит
В судьбе твоей создателя дела.
Иди и расскажи им то, что было
С тобою. Так велит тебе Господь.
Я знамение дал, чтоб не язвила
Пред образом Творца дрожаща плоть".
И встал Иона Духом укрепленный
И совершил трехдневный переход,
Которым смерен был великий тот
И древний город, ныне истребленный.
И в каждый день жёг на пути своём
Лукавые сердца палящим громом:
"Вот сорок дней, и царский этот дом
Господь сравнит с Гоморрой и Содомом.
Вот сорок дней, и город ваш падёт,
И всё, что в нём, навеки истребится,
И поздний ваш потомок не найдёт
И черенка цветущей сей столицы.
И одичает в семени самом
Заглохший сад ассириян отчизны,
И люди в изумлении немом
Найдут лишь черепки от вашей жизни.
Лишь сорок дней осталось вам чадить
Пред идолом безбожною светильней,
И в оный день Господь не пощадит
И самый вопль ваш злобный и бессильный.
Покайтесь же, пока не пробил час,
И отряхните прах поганых капищ
От ног своих сегодня же, сейчас,
И вырвитесь из идоловых лапищ!
Да будет чист пред Богом человек
И отойдет от зла, да не случится
И худшее того, что вам предрек
Спасённый чудом голос очевидца!
Три дня в утробе чудища во тьме
Я пребывал и обмирал три ночи,
И вот от ваших глиняных письмен
Свет глаз моих затмен ещё жесточе.
Кровавыми злодействами пестрят
Все спрятанные летописи ваши,
И деспоты Ассирии — весь ряд -
Преступники, и суд над ними страшен.
Восходит к Богу вопль из ваших мест,
И гнев созрел на злую Ниневию.
Чрез сорок дней подвигнется окрест
Весь мир на вас и сломит вашу выю».
12.
И слово правды мигом до царя
Достигло, и увидел царь невольно,
Что город весь понурился не зря,
И жутко стало деспоту и больно.
Не обличенье - ужас вызвал боль -
Гнилая червоточина тирана,
Казнь древняя безбожников, не столь
Приметная, но мстительная рана.
Давно известна мнительность владык
Вседневно попирающих законы.
Тиранов не бывает молодых,
А старые затем и беззаконны,
Что опытны. О мудрых судиях
Мудра и слава. Трудно догадаться,
Но, видимо, сей деспот был змея,
А потому-то и не стал бодаться.
«И над царями есть Небесный Царь,".-
Так возгласил сей мудрый повелитель,
Почуяв смутно явственную гарь
Над городом, и повелел: «Молите
Всевышнего о граде сем. Никто
Да не вкушает пищу: скот и люди.
Насилье прекратить. Над нищетой
Не возноситься. А вельмож и судий
Всех отстранить от должности, доколь
Не минет Божий гнев и не свершится
Всеправый суд». И наступил такой
Порядок, что никто не мог решиться
Нарушить пост, покамест государь
Не разговелся. То-то 6ылo страху!
Преданье ветхих дней. Так было встарь.
Урок: и во дворцах боятся краху.
Но и народ заметно приуныл.
Насилья прекратились как-то сверху,
А снизу: кто нищай, тот, значит. выл,
А кто ловчей, тот от греха уехал.
13.
И дрогнула бывалая толпа.
И многие покаялись, ведомы
На царский суд. И многие со лба
Срезали кудри чёрносмоляные.
И самый царь, одежды разодрав,
На пепле сел погасшего костра,
Во вретища одевшись холстяные.
И пронеслась молва о чудесах,
Какие совершил Господь с пророком.
И устрашился город, и с пороком
Покончил в эти дни. И Божий страх
Коснулся Ниневии, будто Ангел
Ходил от дома к дому, где прошёл
Пророк Иона, и, пред Богом наги,
Молились люди. И Господь решил
Их пощадить. И Ангел потушил
Уже сверкавший над землёю факел.
14.
И вот пророк из Ниневии вышел
И сел в тени смотреть на Божий гнев,
И загрустил, когда на дальней крыше
Заполыхал закат скирдой в огне,
И возопил ко Господу: "Ужели
Не истребишь Ты города сего?
Невнятны нам пути твои и цели.
Вот я бежал в Фарсис, и что с того!..
Ты не смягчил руки Твоей и бросил
Меня во тьму, и я увидел свет.
И вот я разгласил: о чём не спросим
У Господа в скорбях - Он даст ответ.
Открой мне! Истребишь ли Ниневию:
И души, и строенья, и скоты?..."
И рёк Господь: "Мои всегда живые.
Не слишком ли, пророк, печален ты?"
И повелел Творец проросшей тыкве,
И за ночь над Ионой поднялась,
И утром, чуть в траве цикады стихли,
Иона встал, не продирая глаз,
И обомлел. Над ним образовалась
Живая сень, и солнце не печёт,
И свежести поток над ним течёт,
И не страшит полуденная вялость.
И повелел Господь червям изгрызть
Чудесную сию ночную кущу.
И тщетная Ионина корысть -
Засохла тыква к полудню жегущу.
И повелел Отец живых причин
Воздвигнуться палящу суховею,
И солнцу рёк: "Обрушь свои лучи
На голову Ионы!" И, зверея,
Пророк упал на землю и закрыл
Руками помутившиеся очи,
И, призывая тьму самих могил,
Не чаял живу быть ещё до ночи.
И Бог его спросил: «Тебе не жаль
Иссохшей тыквы?» И пророк заплакал.
И рёк Господь: «Не ты её сажал,
А так скорбишь о ней. Вчерашний факел,
Который видел ты над градом сим,
Где до сих пор и правую от левой
Не отличат, Мой Ангел погасил.
Я победил их грех Моею Славой.
Сто двадцать тысяч жителей и скот,
Весь город их: дома, дворцы и хлевы
Дороже Мне иных твоих невзгод.
Взгляни! Я пощадил мои посевы».
15.
И опустил тогда Господь Иону,
И временем исполнил дни его,
И помянул пред нами просветлённо
В день Воскресенья Сына Своего.
И что к сему добавить нам осталось?
Пророк отпущен. Время занесло
Руины Ниневии, и число
Событий сих куда-то затерялось.
И археолог нем не принесёт
Иных свидетельств, разве только свиток
Истлевшей кожи. Кто на нём прочтёт
Значение имён давно забытых?
Но, может быть, на свитке этом он
Увидит имя вещее Ионы...
Вполне возможно. В глу6ине времён
Особою судьбою 6ыл почтён
Пророк, самой пучиною спасённый.
16.
Река времён. Глагола звон.
Ещё гремит старик Державин.
И oн, и он Ионой зван
На пир, гдё всяк спасённый славен.
И ты, Ионовна, старушка,
Голубка нищая моя!
Ещё с тобой увижусь я,
Где с Родионовною Пушкин.
Мы все сойдёмся в языке
Бессмертном, как душа Ионы,
И на морском его песке
Оставим след наш безымянный.
Но имя громкое векам
Порою бросит наше море,
Где все пoмянуты в соборе:
И речь, и речка, и река.
Так брошен был во время оно
Среди зыбей его пророк,
Но вынесла судьба Иону
И тех, кто плыть ему помог.
1975