***
Он играл за еду, в кабаке одноглазого Тода,
И когда был хозяин слезлив и избыточно пьян -
Забывая, что утром кричал – позовите урода!
Странно кротко просил – а, давай для души, Себастьян…
И кленовая дека привычно касалась ключицы,
Из неведомых далей - спасенье смычок извлекал…
Вдруг нежданная благость являлась на пасмурных лицах,
и светлей становились глубины затёртых зеркал…
Он играл по наитию, будто сказитель рапсоды
сотворял из пространства… (среди завсегдатаев - Кант?..)
Он не помнил себя - до летящей навстречу подводы,
До того, как вернул его к жизни седой музыкант.
Имя дал и науку. А сам убиваемый тифом,
бредил – музыка вечна, а жизнь, как этюд – коротка…
Дом ушёл за долги. Только скрипка с эбеновым грифом,
сохранилась наследством, и ветхий сюртук старика,
да ушитая вдвое, дождливого цвета манишка.
А в подарок от мира – дороги, леса, комарьё…
Но однажды надолго его приковал городишко,
Где впервые в сигарном дыму он заметил её -
Рыжеватые пряди и еле заметно – веснушки.
Словно солнце коснулось, любовью своей золотя…
А в глазах пустота – взгляд уставшей от жизни старушки,
Угловатые плечи и нежная хрупкость. Дитя…
Тучный спутник её, коммерсант, как всегда громогласный.
Бил об стол кулаком и кричал – всем подайте вина!
Лучше выпей скрипач, не ищи её взглядом, напрасно…
И на стонущей «ля» оборвалась вторая струна…
Говорили потом – виновата во всём повитуха,
Не заметила, дескать, в здоровье какой-то изъян.
Кто-то – молча, крестился, а кто-то – преставилась шлюха!..
Только небо рыдало – играй для души, Себастьян…