Симптомы инфантильности предсмертной.
Дают возможность скалить зубы нежно.
И, кланяясь в иронии падежной,
Ловлю трамвай на объектив портретный.
Трамвай звенит. Сижу на рельсах. Клетка
Укрыла плечи мне мужской рубашкой.
Как, влажным языком лизнув розетку,
Весна, взъерошенная, шарфом машет.
Идет, идет. Да сколько можно, люди,
Петь дифирамбы этой наглой деве,
Что, поощряя стыд, бесстыдно блудит?
А Пушкин знал, хоть сам себе не верил…
А Пушкин мертв. Мертв, сколько б ни кричали.
И каждый мертв, кто сколько-то, да стоит.
В стране живых поэтом не венчали,
Пока поэт себя не похоронит.
Сижу на шпале в предвкушенье мая.
Трясется шпала, и трясутся плечи.
Вы скажете: «Где шпалы у трамвая?»
А я скажу: «Там, где живется легче».
Весна идет. Весна. Весна. Весна.
Звучит, как будто падает трава
От ветра. Комната тесна.
Не спится. Вроде бы жива.
И ладно. Хорошо. Послушай:
Рассвет, закат - поплачем и забудем.
Одна игла нам протыкает души.
Но нет тебя. И никогда не будет.
Сижу и думаю… да, я умею думать.
Мне холодно и третий день без сна.
Не проще ли свечу задуть и плюнуть.
Весна. Весна. Весна. Весна. Весна.
Схожу с ума. Но осенью приятней
С него сходить. Ведь все в дожде едины.
В одежде тем печальней, чем опрятней.
В надежде на прощение – крестины.
Трамвай гарцует, обгоняя крыши,
И ржет, уздечкой раздирая губы.
Кричу? Молчу? Никто и не услышит.
Не слышно шепота, когда все дуют в трубы.
Весна. Весна. От смерти до рожденья.
Весна от края по диагонали.
Весна в воде, в муке, в печенье.
Весна и в истине, и в том, о чем наврали.
Весна в сомнениях, в жестокости, в икоте.
Весна в той девушке, что при смерти, больна.
Весна скулит на лестничном пролете.
В душе весна и в городе весна.
Кругом весна. В крови и даже в звуке.
И страшно то, что я и есть Она.
И страшно, что, заламывая руки,
Я не отплюнусь от дурного сна.
Она во мне. Я в ней. Весна.