Все чаще и настойчивее грусть,
почти ослеп от света на манеже,
уже не так высок, когда резвлюсь,
в прыжке, да и подпрыгиваю реже.
Сегодня закрывал парад-алле:
серебряная сбруя, весь в плюмаже,
брюлловская наездница в седле,
канатная танцовщица – она же.
Выходим на манеж – давай, Тибул,
породисто, изысканно, дуэтом.
И тут как будто шилом стеганул
мне лазер по глазам, и – все на этом.
Я вздыбился, поддал чуть-чуть назад,
противно в зале взвизгнула старушка,
и снова – получаю по глазам.
О, эта, сука, лазерная пушка!
На той неделе наш директор-арт
в присутствии какой-то модной дамы,
мол, мы теперь продвинутый театр,
и лазеры у нас, и голограммы…
Не очень точно помню что да как,
попрал и опрокинул тьму народу,
ревел, как обезумевший мустанг,
и, как мустанг, ломился на свободу.
Мой номер, вроде, делал Арарат…
второе отделенье… весь пятнистый.
И низкий, и в коленях узловат –
не знаю, как таких берут в артисты.
Меня – во двор, где порванный батут,
в ушах фрагмент последней партитуры,
а впереди – повозка, Парк культуры,
позорище... Надеюсь, что добьют.