Я пил водку. До поезда оставалась два часа и полбутылки. И открытая банка корюшки в томате. Хотелось курить, но не хотелось идти в магазин. Я окликнул проходившего рядом мужчину.
- У вас сигареты не найдется.
Он подошел.
- Найдется.
Он достал пачку. Вытащил сигарету. Протянул мне. Я щелкнул зажигалкой.
- Может, выпить хотите?
Он кивнул и сел. Я налил половинку пластикового стакана. Протянул ему. Он выпил. Подцепил пластиковой вилкой рыбу. Проглотил. Спросил:
- Поезда ждете?
Я ответил:
- Жду.
Он закурил.
- Я тут рядом живу. Домой вот иду со смены. Иногда на скамейку сажусь. Курю. Думаю.
Я молчал.
- Ночь хорошее время.
Я поглядел на него. Голос грустный, а глаза счастливые. Я разлил водку по стаканам. Один протянул ему. Я был не прочь, чтобы он посидел рядом. Время пройдет быстрее. Он выпил. Положил пачку сигарет на скамейку.
- Угощайтесь.
Я взял сигарету. Стал разминать.
- Я хочу рассказать вам историю.
Мне было все равно. История так история. Собирался дождик.
- Вы слышали про мага-самозванца Гаумату?
Я отрицательно покачал головой.
- Это неважно. Просто, когда эта история началась, я сидел в институтской аудитории и слушал рассказ про него. Потом в дверь заглянул декан. Позвал преподавателя. Они о чем-то пошептались. Потом преподаватель сказал, чтобы я вышел. Декан пригласил меня в кабинет. Помолчал с минутку, а потом сообщил, что у меня умерла бабушка. Так получилось, что я жил с ней, а не с родителями. Мне дали несколько дней, чтобы съездить на похороны. Я занял денег и вечером выехал. Вологда, Вельск, Котлас. Потом пересел на пригородный поезд. И на юг.
-Скучная история. Не находите?
Я пожал плечами.
- Я знаю, что скучная. Это в книгах все интересно. Вы не помните, на чем я остановился?
- Вы поехали на юг.
- Да. Я, знаете ли, родился в таком небольшом городке. Рябиновый Погост. Вы слышали о нем?
Я закрыл глаза и ничего не ответил.
- В нем, как выразился один поэт: «Колокольные тени заламывают руки». Кажется, это написал не Рубцов, хотя, вроде, в его стиле.
Я слышал про Рубцова. Пил водку и писал. А может, наоборот. Я кивнул.
- В этом городке было великое множество церквей, а на масленицу сжигали чучело зимы. Такой вот дуализм. Если бы жители городка знали это слово, то они именно бы так и сказали. Сказали бы примерно между второй и третьей стопкой, или седьмой и восьмой. Закусив груздями в сметане. Типичная закуска для тех мест. Или подцепив ложкой отварную картофелину, залитую сладкой топленой брусникой. Тоже типичная закуска. Что еще сказать об этом городке? Весной все ждали ледоход, припоминая, какие были ледоходы в прошлом. А когда ледоход начинался, все выходили и смотрели. Опять же вспоминая ледоходы. А когда ледоход заканчивался, то старожилы говорили, что «не те нынче ледоходы пошли». И все ждали новой весны, когда будет «тот ледоход». Что вам еще рассказать?
Я не знал что. И снова промолчал. А он продолжил
- Белье полоскали в реке. Даже зимой. В прорубях. Я тоже это делал. Натягивал вязаные перчатки, а поверх резиновые перчатки и полоскал. Вечерами казалось, что в проруби плавает месяц и звезды. И когда я полоскал простыни или трусы в воде, то казалось, что месяц и звезды исчезают в ткани. Но пока я складывал в белье на снег и доставал из корзины другое, месяц и звезды снова были в проруби. А еще в городке была центральная большая баня в бывшей церкви. А когда церковь обветшала, то построили новую баню, но она быстро развалилась. Но никто об этом не жалел, хотя приходилось ходить в бани на окраинах. В той, церковной бане, была уютно и… Благостно. Красивое слово.
Слово было действительно красивое.
- И вот я приехал. Сел в автобус. Добрался до дома. Таких много. Деревянных двухэтажных, восьмиквартирных. Из всех удобств - паровое отопление и туалет - небольшое деревянное возвышение, с прорезанным в нем круглым отверстием, закрывающемся деревянной крышкой. Во дворе я встретил соседа. Его Миша звали. Кажется. Он как-то странно посмотрел на меня, поздоровался и отвел взгляд. Дверь была опечатана, замок выломан. Я сорвал бумажку. И зашел внутрь. Сел на кухне у печки. Печки почему-то не убрали, когда отопление проводили. Вы знаете, что такое жареники?
Я не знал.
- Это когда куски хлеба намазываются маслом и ставятся внутрь печки к стенкам, когда дрова начинают прогорать. Масло впитывается в хлеб, а сам поджаривается. Потом его можно завернуть в толстую тряпку и он долго остается теплым. Мы с бабушкой всегда так делали. А потом я заметил, что на стене нет икон. Пошел по квартире. Заметил, что нет часов. Таких старинных, с боем. Кое-каких вещей не хватает. Потом пришла соседка. Сказала, что мне надо зайти в милицию, назвала номер кабинета и ушла. Мы с другими жильцами не особо общались. Я встал и пошел. Следователь рассказал, что дело было так. Бабушку ограбили. Некий человек это стала. Она стала отталкивать его, а он ее толкнул и она упала. Сломала шейку бедра. Это потом в больнице. Он взял что надо и ушел. Закрыл И замок двери защелкнулся. А она встать не могла, чтобы выйти, позвать на помощь. Так и ползала по квартире и стонала. Царапала обитую дерматином дверь. А потом к ней пришла знакомая. Стучала, но попасть в квартиру не могла. Она узнала, что бабушку не видели три дня. Вызвала милицию. Дверь сломали. Но уже поздно было. Она умерла в больнице. «А кто ее ограбил?», -спросил я. Он ответил:
- Сосед ваш. Миша. Только доказать не можем.
Я вышел от следователя и долго бродил по городу. Потом пришел домой. Смотрел на царапины на дерматине двери. Вечером растопил печку. Сделал жареников.
- Ты знаешь, что такое жареники?
- Знаю, ты уже рассказывал.
- Вкус был не тот. Совсем не тот. Я сидел у печки и плакал. Когда мужчине 18 лет, то можно и поплакать. Правда?
- Правда.
- На следующий день были похороны. Там были только я да могильщик. Мы с бабушкой по себе жили. Так что я один ее помянул. У тебя когда поезд?
Я посмотрел на часы.
- Через сорок минут.
- Давай я еще за водкой схожу? Здесь киоск рядом.
Я кивнул. Он ушел. Я сидел и думал. Про паренька плачущего у печки. Про вкус жареников, ставший не тем.
Он вернулся. Налил полные стаканы. Мы выпили.
- А потом я пошел к церкви. Но внутрь заходить не стал. Стоял и смотрел. Какая-то старушка сунула мне деньги. До сих пор не знаю почему. А потом я увидел могильщика. Он шел к себе в деревянный сарайчик. Я подошел к нему. Предложил выпить. Вот как ты мне сейчас. Он согласился. Я не очень помню, что дальше было. Вроде рассказывал могильщику, про бабушку, про себя, про разговор со следователем. Он слушал и кивал. Вот как ты сейчас. Вот и вся история.
Он снова налил. Мы снова выпили. Я глядел на его седые виски и молодо лицо. Мне вспомнилась другая история. Но очень похожая.
- Ты знаешь. Есть такой рассказ, как человек, у которого убивают жену, заманивает преступника в ловушку и хоронит заживо в машине. В кадиллаке.
Мужчина молчал. Мне было уже пора.
- Пойду. Скоро поезд.
Мужчина посмотрел на меня.
- Давай на дорожку.
Он разлил остатки водки. Мы выпили. Я встал и пошел и услышал вслед:
- Тот мужик, на кладбище, могильщик, сказал, что нельзя прощать. Мы поймали соседа. Сколотили гроб. И зарыли. Тот, в рассказе, царапал крышу кадиллака?
Я остановился.
- Вроде, да.
- Я думаю, что Мишка тоже царапал гроб. Мы его живым зарыли.
Я не стал оборачиваться и пошел в сторону вокзала.