М.М. К.К. salutem plurimam dico.
Милая, здравствуй.
Мне сон был о том,
как мы встречаемся в августе. Невка.
Каменный остров, – я там не была.
Кажется, мы говорили так просто,
словно знакомы друг с другом сто лет.
Время стояло. Вода не текла.
Люди застыли – мы их обходили.
Статуи (есть они там?) на своём
гипсовом или на вечной латыни
пели (я слышала) гимны тому,
кто назывался Гипносом, и, помню,
ты по плечу мне ударила, ты
громко сказала: Проснись!.. И тогда
я поняла, что ни слова ещё
вслух не сказала, молчала всё время.
Да, так и снилось. Ей богу, не вру.
*
Всё собиралась тебе написать,
но приходилось откладывать. Письма
ждут постоянно толчка изнутри,
как и стихи, чтобы вырвалось что-то
гневное или простое, как свет,
радость и слёзы. Отчётливо – ты
вдруг проступила графически точно,
вышла из ряби экрана, из сна.
Это «проснись!..» не давало покоя,
словно упущено что-то, и я
не замечаю вокруг ничего.
Да, ничего-то я не замечаю.
*
Всё собиралась тебе написать
долго, так долго, что опередила
это письмо истерия в сети.
Умер А.В. Я заплакала, я
вдруг растерялась. О чём ни скажи,
нет утешения. Сердце больное.
Если бы дождь! Но – ни капли. Весь день
ветер шумел и деревья шептали.
Знала бы как – забывала бы всё.
Лучше, в беспамятстве полном очнувшись,
молча смотреть на пейзаж за окном.
*
Где твоя Лета, гречанка, скажи?..
*
Как иногда человек говорлив,
как он горяч и поспешен!.. Попробуй
глотки глашатаям смерти заткнуть
хоть на секунду, и тут же тебя
все обвинят в бессердечии, словно
глух ты к всеобщей беде и души
нет у тебя.
Почему же спешат
растиражировать смерть? Я не знаю.
Может быть, в выкриках этих растёт
дерево муки, как в сорной среде
произрастает культура, как в плаче
произрастает немая тоска?..
Боже, я чувствую, как вместо рук
ветви мои поднимаются к небу,
как мои корни земные пласты
слепо проходят, врастая навеки,
как в лепетании листьев слышны
слёзы – беспомощность их очевидна, –
как у того, что пребудет всегда,
вдруг проявляется смертное свойство.
*
Знаешь, смотрю и не вижу, не вижу.
Город в дыму – пелена на глазах.
Кажется, всё выгорает мгновенно.
Тень нимфалиды слетает с цветка
пепельно-серого. Люди-ониры,
лживые сны беспокойного дня,
в пламени бледном гудят, как дрова.
Слышу лишь музыку эту и треск,
шёпот и бдение всех насекомых.
Ночь наступила, а день не прошёл.
*
Ты мне отсутствие рифмы прости.
Слёзный комок заменяет рифмовку.
Вот говорю и словами давлюсь.
Разве об этом хотела писать?
Разве таким поделиться хотела?
Думала, хлеб мой – июньскую медь,
парковый сумрак, древесную глушь –
вышлю в подарок за то, что ты есть,
а отправляю лишь пепел сирени
и бесноватых кузнечиков хор.
*
Больше ни слова. Давай помолчим.
01.06.10