Я в очередь за любовью шестым не стоял,
Прикинувшись брошенным Казановой, –
Швырнула под ливень. Он был настоящ,
Пускай что горячий и горько-солёный.
Я шлепал по лужам, потешно рыдал,
Не чувствуя груза промокшей одежды,
Потом меня вновь темноте передал
Ребрастый автобус, страдавший одышкой.
Потом при свече, оплывавшей не в лад,
В разбавленных светом потемках чердачных
Я Юрке рассказывал, мокр и лохмат,
Про все свои боли и неудачи.
И дым сигарет, что берёг для неё,
Качался в глубинах пространства сырого,
А Юрка курил, матерился и нёс:
«Да спи ты. Все будет путёво, Серёга».
И я улыбался.
Я был подлецом,
Пожалуй, впервые до сердца дожившим.
И только во сне, запоздав, по лицу
Стекали дождинки, дождинки...