Движение в движенье, слово в слово –
я каждой ночью вижу этот бред.
Я продолженья жду опять и снова.
И для меня альтернативы нет.
Я в пушку загоняю два жакана,
беру свой меч (я всех видал в гробу!)
и, оседлав гнедого таракана,
иду за жабры брать свою судьбу.
Мне рукоплещут гоблины и гномы.
Жена и дети виснут на плечах.
Я притворяюсь, будто незнакомы,
и путаюсь в напутственных речах.
За мной отряды рыжих непокорных,
которых лишь сам чёрт сумел запрячь.
Навстречу прут ряды отборных чёрных
американских жирных кукарач.
Они родились в штате Алабама
для пьянок, для веселья и для драк.
Они чернее чем Барак Абама.
А я вот рыжий как Иван-дурак.
Мы как единый исполинский робот.
Над нами мухи носятся ревмя.
Мы издаём тысячелапый топот,
хитиновыми латами гремя.
Вот сшиблись мы забралами в забрала.
Грозит благоразумие бедой.
Смерть снова рядом чью-то жизнь забрала.
Но с нами Бог, усатый и гнедой.
Он как вожжами дёргает усами,
встаёт над этой свалкой на дыбы.
Он врёт нам. Мы об этом знаем сами.
И от сомнений трескаются лбы.
Закончилось всё просто и не ново:
переступив безумия черту,
от санитаров спрятал я гнедого
в своём от злости пересохшем рту.
В дурдоме нету места мне для стартов.
И плачет на свиданиях жена:
«Не пел бы ты, Андрюша, этих бардов,
не то опять, родной, сойдёшь с ума».
Движение в движенье, слово в слово –
я каждой ночью вижу этот бред.
Я продолженья жду опять и снова.
И для меня альтернативы нет.
Хоть выздоровел я уж больше года
(на шее галстук – крепче, чем аркан),
подмигивает мне из-под комода
мой верный рыжеусый таракан.
2010