Последний раз в седле, последний раз в бою.
Дрожащею рукой винтовку я держу.
Но годы уж не те и глаз уже не тот.
Вся жизнь как на ладони тут предо мной встаёт.
Родился, жил в ауле у речки на холме
И помню как однажды отец сказал вдруг мне:
«Держись сыночек бая, громады всей держись,
Работай им как надо, работай не ленись.
Работать будешь славно, доволен будешь всем
И денег будет вдоволь, а деньги глава всем..
Запомни мой сыночек, что я тебе сказал
И я хочу чтоб этот завет ты выполнял.
А надо будет драться, ты дай отпор врагу.
Как жалко, что всё это я видеть не смогу.
Видать сынок последний часок с тобой живу.
Чёрт, в горле пересохло, принёс бы ты чайку,
Зелёного с охотой его сейчас попью.
Иди, иди сыночек, уж больно пить хочу».
Тогда я встал со стула и молча, не спеша
Отправился за чаем, зелёным для отца.
А вот когда вернулся, кувшин в руке держа
Застал я на лежанке уж мёртвого отца.
Лежал он как и прежде немного на боку,
Как будто дожидаясь зелёного чайку.
Глаза чуть приоткрыты и смотрят на меня,
Как будто за зелёный чаёк благодарят.
«Видать и вправду видел ты час последний свой,
Прости меня, любимый, прости меня, родной,
Я выполню как надо всё то, что ты сказал,
Будь за меня спокоен, я слово чести дал».
И вот, когда родного отца я схоронил
То сразу к жизни новой, к работе приступил.
Сначала я работал у бая при дворе,
С работой я справлялся, досталась по душе.
Работал как родимый отец мне завещал,
Но только сладкой жизни я что-то не видал.
И так в труде, в заботе за годом вновь год шёл.
Исполнилось мне двадцать, жениться час пришёл.
Ну что ж, и я женился, и помню как сейчас,
Как в дом привёл невестку, красавицу Айрас.
И зажили мы мирно, в согласии, любви.
Как жалко, что всё это отец не видишь ты.
Жену любил я щедро, не дрался никогда.
И вот на милость эту Аллах послал сынка.
Какая радость сразу с сынком тут в дом вошла.
Счастливее минуты не знал я никогда.
А мать, и слов не надо, счастлива как дитя,
Мне не доверяла всё делала сама.
Сама его умоет, накормит напои'т.
Сама в постель уложит: «пускай чуть-чуть поспит».
И вот в таком вот русле за годом шли года.
Совсем подрос сынишка, окреп и возмужал.
Совсем подрос сынишка, стал в доме помогать.
Характер изменился, стал больше он читать.
Читать любил он книжки, читал их без конца .
Читал всю ночь бывало, до самого утра.
И чем же эти книжки так нравились ему.
И что в них там такого, никак я не пойму.
И я решил, как только возможность будет, взять
Одну из этих книжек, взглянуть и прочитать.
Придя домой под вечер я сына не застал.
Взял молча с полки книжку, страницу прочитал.
Слова мне не знакомы, их смысл не знал тогда,
Но я одно лишь понял – они против царя.
Так значит вон, сыночек, куда ты подался'.
Ну, что ж решай как знаешь, мешать не буду я.
Затем я смутно помню как дальше шли года.
Зато я четко помню то времечко, когда
Спокойной, мирной жизнью в ауле жили мы.
К нам из-за гор далёких большевики пришли.
И стали сразу земли у баев забирать,
И тем, кто жил беднее по долям раздавать.
Тут баи стали банды басмачьи собирать,
И красных активистов по зверски убивать.
Заветы выполняя родного мне отца,
Ушёл я с баем в горы, чтоб драться до конца.
Тут с сыном разошлися дороги и пути.
Он в горы, в банду бая, не захотел идти,
Напротив, в активисты, в большевики пошёл.
А вот на днях слыха'л я, вступил он в комсомол.
И где же это видно, чтоб сын стрелял в отца.
Отец в отместку в сына, я думал без конца.
Видать война и вправду взяла крутой вираж.
Всё в ней вдруг завертелось, хаос и ералаш.
Ход мыслей оборвался, услышав чей-то шаг.
Я резко обернулся и вскрикнул: «О, Аллах.»
В пяти шагах согнувшись с винтовкою в руке,
Стоял мой сын родимый со злобой на лице.
Меня узнал не сразу, но, а узнав поздней
Спросил,едва чуть слышно: - «Ты всё у басмачей?
Тебе всё мало крови, скажи-ка мне отец,
Тебе не надоело, когда всему конец?
Взгляни направо – холмик, на лево тоже крест,
Ведь это чьи-то дети, мужья, пойми отец.
Ведь третий год лютует, звереет Курбаши.
В ауле Кунанбая осталось ни души.
А сколько их сожжённых аулов, деревень,
Замученных, убитых и женщин и детей.
Взойдёт заря победы, настанет страшный суд
И те, кто жизни отдал в бессмертие уйдут.»
- «Ну хватит распинаться, одно ты мне скажи,
До них ведь жили мирно, зачем они пришли?
И с этого вся бойня, расправа и резня,
Ведь это иноверцы, скажи, не прав ли я?»
- «Причём, отец, тут вера, они хотят помочь,
Чтоб жил народ свободно, мог рабство превозмочь.»
- «Ну что сказать на это, быть может ты и прав,
Но я слуга у Бога, и мой судья, Аллах.
Я жизнь большую прожил, как завещал отец.
Аллах тому свидетель, а то что под конец,
На то уж воля Бога, Всевышнего хула.
Я был под ихней властью, вины не вижу я.
Но жить такою жизнью не в силах больше я.
Покоя нет на свете, закрою глаз на миг.
Повсюду слышу стоны, рыданья, детский крик.
Смириться с новой жизнью не в силах больше я.
Убей меня, коль сможешь, а нет прости тогда.
Ты жизнь свободно прожил, дорогу выбрал сам
И поступал как думал, тебе я не мешал.
Тогда и разошлися у нас с тобой пути.
Всё, исповедь на этом окончена, иди.
Иди своей дорогой, ступай по ней смелей.
Уж если сделал выбор, будь чист и предан ей».
Сын молча повернулся и не спеша побрёл
И подождав с минуту отец наган свой взвёл.
И с той поры уж больше отца сын не встречал,
Хотя он чётко слышал, как выстрел прозвучал.
1986 год