Моему братану Гвоздю
Посвящаю.
«Ну, ну, глупыш ты мой, чего же ты испугался,
дурашка, ведь это всего-навсего зеркало,
неужели ты испугался зеркала?
- Я не зеркала испугался, а того, кто в нём…»
( в тени жёлтых стен)
1. Суицид
« я свой железный крест хватал во сне
мотая сопли по утраченной нирване
но ты не беспокойся обо мне
я вскрою вены в чужой грязной ванне
( )
Пока я ещё не держал свои сырые мозги в пятерне, как русский язык за тощее цыплячье горло, когда мне было чем думать, а значит беспокоиться о чём-то, мне казалось, что смерть – это страшная бабка, в клобуке скалящаяся в ноль – тридцать два несвежего дыхания. Я полагал, что умирать – мерзко. Но Бородатый сказал мне: « смерть.. прекрасна, ты ещё не достоин её.»
Вчера на рассвете ко мне пришли трое. Двое в чёрном и один в никаком. Его положили на трёхногий диван лицом вниз, чтобы он не причитал. Дело в том, что у него украли глаза. Тю, ерунда–то, какая, они всё - равно были слепые.
Вскоре забрезжил рассвет и я узнал, что в это время нам шили кровать в шестой палате. Гремели машинки – та-та-та, иглы впивались под ногти, и кровать вырастала из ничего, как поганое чудище.
Я вспомнил, что у меня тоже когда-то украли ноги, то есть они, конечно же, были на месте, но их всё равно не было.
А дело было весной, когда в Шапито приезжал рок – певец Дима Рыбакин и билет на него стоил загнутый пятак.
Мы напились непроросшей водки и угнали чью – то машину « Аглов». Старый хрыч всё никак не хотел уходить с дороги и скалил жёлтые бивни. Пришлось поехать по его ногам. « Аглов» всё - равно заглох. Утром я лёг спать, но ушёл куда-то между сна. Там стоял хрыч в конце коридора и звал меня в жёлтый туалет блевать. Я блевал саморезами, японскими человечками, волгоградскими подмётками, мне было хорошо. А когда я очнулся, то увидел, что иду руками и пальцами. Чёрт возьми, где - же ноги? « они спят» сказал Хрыч и ударил меня тростью по голове. Раньше голова не умела думать, петь и сочинять стихи. Потом она не умела пить, курить и порошок. А теперь, а впрочем, да вот же она.
Чёрный умел курить веник. У меня были жёлтые шторы со скелетиками, их он тоже умел курить, но не стал.
Вскоре за ними пришёл Пидорас в штатском и без табельного, и я остался one (один).
Ч т о м н е д е л а т ь Г о с п о д ь ?
Я сдался на попечение троим сивиллам и заплыл Астралом, как жиром. Нижняя часть моего тела крутится по часовой стрелке и четыре руки, две из которых не видимы. Мне больно от головы летать и низко думать над обрывом. Что мне делать? Поезда меня не переезжают, таблетки тошнят, а сухая кровь, как марганцовка высыпается из вен по полграмму в сутки. Квартира не горит, потому что в ней ничего нет, кроме стен. Верёвки тоньше, чем руки, а руки горды за то, что заканчиваются пальцами.
Конечно же, не хорошо, что квартира на первом этаже приходят сомы позвонить и на бульвар карла – мырла.
Мой друг Антоха, прости меня, но я не ожидал, что ты не будешь ожидать, что нам ожидать друг от друга. Ведь в зеркале нам видно только себя и свои глаза, а не чужие руки полные тепла.
Конечно же, это гон, и я на тебя ничего не держал, и не буду. Хотя впрочем, он, наверное, не слышит. Он гордо ушёл в белоснежном рыцарском корсете в Иркутск.
А я наверно как обычно сниму эмаль с нижних зубов отвёрткой « drive» чтобы меньше хотелось кусаться и провалюсь куда-нибудь в горло или даже лучше в пуп.
2. Элегия
Здравствуй Инна, Настя, Лена, Настя, Надя…
Ты спросила, сколько мне лет? Нечем вспомнить, сколько ты в этом глухом и слепом мясе. Двадцать? Пятьсот? Четыре кальпы? Думаешь, что видишь и слышишь. Ходишь и говоришь. Спишь и умираешь. Волочёшь волнистыми пластмассовыми глазами. За твой водородный яд, я бы не задумываясь, отдал бы всю тетралоку и заложил бы тримурти ни в чём не виноватых за твой оглушительный запах. Так пахнет смерть в веснушки которой ты как сопляк влюблён вогленькой и смазливой весной пишущий стишки decadence и тошно вздыхающий в беспроглядных ночах о возлюбленной, с которой встречаются однажды.
Ты как-то сказала, что я как твой психолог. У меня же нет белого халата, круглых очков и резиновых рук, в которые я мог бы взять твоё сердце. Никогда никому не отдавай его. Ты его не можешь отдать, потому что оно даже не твоё. Поверь, оно не бьётся, это лишь, кажется.
Ты говоришь, что отдала мне своё самое дорогое, которое если отнять, будет больно. Но зачем тебе больно? Я тебе ничего не могу дать взамен, потому что у меня нет дорогого. Дорогое не подарило бы тебе меня, если бы я у него был.
Поздравляю тебя с праздником, хотя лично меня переворачивает от скользкого покрывала сложенного в три.
Вчера ты надела передник и пекла блины. Ты хотела простить меня, но получился ком. Я хотел приехать к тебе, но ты надела серую шубу и ушла курить на зелёный каменный рот. Скоро кончится март и будет темно.
3. Банзарка
На сопливой весенней банзарке бабки времён ренессанса продающие замызганные семечки и сигареты вразвес. Зелёный цветущий БОМЖ, напившись гнили спит под лавкой.
Зимой на банзарке хорошо. Автобусы ходят к чёртовой матери и даже в сосновый бор. Снег укрывает человеческое свинство. Ночь укрывает свинячье человечество. Ларьки « пивосигаретыкарточкижурналы» нагло пялятся на тощих и мёрзлых граждан. Граждане не выдерживают и покупают водки.
Зимой на банзарке тишь. Это вот только сейчас оттаял этот монстр и воробьи беспардонно жрут шевяки и мусор.
Мусор стоит и замёрз. Зябко кутается в свою куртку цвета асфальта. В « машине нодо ездить».
Этой чёрной весной на банзарке отвратительно, как никогда. Этой чёртовой весной я наконец-то нашёл себя и ужаснулся видом. Нечего делать грязной весной на банзарке. Пора идти домой и заваривать громкий чай.
Чай лучше всего заваривается в темноте. От этого он хриплый и ультразвуковой. Хрустит и хрумкает тонкоотточеная оперённая рифма, но пока в столе. Но хотя, за что мне желать пробить ето чьё-то брезгливое доброе сердце? Слышно как в темноте призраки крыс грызут хлеб. Они ещё здесь? Значит, не утонем пока. По зелёным венам булькает горячее естество. Перевязать бы тряпки рук и как на святки ждать пока оно взорвётся.
Я иду сам за собою и дышу в затылок. Потому что куда бы я не пошёл за ним неотступно пойду я, но я такой слепец.
Утро щупальцами вползает сквозь шторы и привычно присасывается к старым ранам, лихорадка строк. Шуршание снов. Коридоры гремят тысячей ног. И я тоже встану, надену амбициозное Я (а то ведь сгрызут) и пойду через бетонные жабры на загривок марта петь чужие рифмы. Банзарка ничего, если тебя на ней нет. Но всё - же, как она омерзительна этой весной.
4. Анданте
Кто первый придумал надевать кнопки на молоточки фортепиано, от этого звук становится грязный и железный. Кому понадобилось взять в горсть пальцы, пробитые гвоздями? Мировые пальцы. Тёмным утром раздробившие восемьдесят восемь, смешавшие чёрно - белое, а потом наоборот.
На полторы клавиши сложено миллион зубастых стишков, молодых и притупленных. Без гортани желудка и ног и рук фанерный рот и белые целлофановые зубы. Симфонический оркестр – это чудовище, покорно взмахивает смычками и предано мурлычет в ожидании куска сахара за спиной бумажного размалёванного певца. Если нажать на педаль фортепиано и ударить по корпусу кувалдой, получается Шнитке.
Некому взять 44, 88 и ещё никто не знает, сколько мега тонн в кулак и порвать мир.
5. Апокриф
«Чёрно – красный мой цвет
Но он выбран, увы, не мной.
Кто - то очень похожий на стены
Давит меня собой»
(Кинчев)
Есть зажигалка в кармане? Тогда читай это. После прочтения обязательно сожги, это же апокриф.
Марэся сказала мне, что если поставить в церкви свечку за упокой на живого человека, то он всенепременно умрёт. Я давал ей денег на свечки и умолял поставить на меня. Но вопрос: живой ли я? Если чего – то хочется, значит живой. Если пошёл пешком из каких - нибудь Мытищ в какую–нибудь Москву, устал и стёр ноги до жопы, охота присесть – значит живой. Я дам вам денег, поставьте на меня тонну свечек, этого воска всё - равно не хватит, чтобы залить мои уши и сделать меня слышащим.
Вчера пил водку с батюшкой. После каждого выпитого стакана он задирал голову о трёс серой канонической бородой, заваленной кусками омуля. По матери он крыл знаменито. Так материться умеют только священники. Думаю, что даже чертям было тошно в геенне огненной. Наверно тяжко им всем этим батюшкам, подписавшись за ризу, жить. Жить. Ведь всем охота забить на всё, вмазать метр водки и послать подальше всё и вся. Конфессионеры как какой-то маскарад, кто во что горазд – вокруг огромных гнойников каталицизма и православия вскочило немыслимые количество прыщей. Труп человечества. Белые тапочки и пластмассовые цветы.
В углу площади Доржи Банзарова укоризненно смотрит на меня усатый и дремучий одигитриевский собор. Гремит медью и поласкает рты чёрными рясами, воняют кадила, плавится воск, и какой - нибудь поп (не pop) скажет мне: пусть будет хоть это. Хоть это у нас есть уже несколько поколений. Поколений? Все эти поколения «Next» «Y» «X» и прочие просидели у ящиков, прожевали поп корм, прокурили кактусы, и им не надо было ничего. Да и к чему столько поколений? Это, какие же должны быть ноги и как на них встать, если придётся куда-то пойти? Каким бы ни было любое поколение, кощунство над человеческим сознанием навязывать мораль модель поведения и тем более Веру. Мой дедушка был ярым коммунистом. Ни в бога, ни в Черта, ни в самого себя. Однажды он даже разбил бутылку водки об голову плюгавого Анархиста. Тов. Сталина любил больше чем свою собаку, собаку больше, чем жену и детей. Когда он умирал от цирроза печени, две недели не сказал ни слова и не съел ни куска хлеба. После его похорон принялись сжигать смертный одр. Между исписанными и тоскливыми матрацами я нашёл недалёкую книжку с жизнеописанием какого-то русского «святого», как он там изгонял чертей и прочая чушь. Эту книжку я прочитал в 10 лет, и уже тогда она мне казалась тупой. Самое болезненное то, что он читал её в тайне. Пока не придёт что-то изнутри, бессмысленно всё. Можно разбить лоб о церковный пол, можно заносить до дыр целлофановую рясу, но это простите, чушь.
Марэся испугалась, видя мой драйв, мою уверенность, глядя в мои мутные глаза. В её голове нет места для рваной правды, она не стояла на краю обрыва, и не смотрела пустыми зрачками в горизонт, беспроглядными сентябрьскими ночами, воронёная грань никогда не касалась её виска, и кресты телеграфных столбов не крестили ей дорогу в неизвестность. Она привыкла жить в своём полоумном и понятном до приторности мирке, и никогда она не поставит свечку. Всю жизнь она будет вспоминать про меня и думать: «какой безбожник!»
Прочитал?
зажигалку.
6. Музыкальная школа
Ночью в музыкальной школе глухо. Слышно как во всех кабинетах тикают часы и в учительской крысы чавкают остатками сахара.
Давно уже никого нет, и гулкие пролёты лестниц усыпаны сухим эхом. Ушли маленькие люди, сопливые ботаны в огромных очках, девочки и мальчики ушли преподаватели, зачехлив грустные виолончели, с собою унося в ночь своё тяжкое бремя служителей муз. На улице ревёт чёрный ветер, сметает снег и исчезает за горизонтом, а здесь симфонический чай, истлевшие фолианты и мой брат одиночество на другом конце длинного стола.
Бывает так, что я его не замечаю, погрязший в суете жизни, но он не обижается, потому что знает, что всё - равно будет вот такая ночь, и он будет сидеть со мной за столом и, сложив руки молчать. Он единственный кому не надо ничего говорить, о ком не надо даже думать и обращать внимания.
В открытое окно я играю на пьянино и курю синее море. Какая же мерзость жизнь, если в ней надо кого-то из себя изображать.
Когда завтра усатые монтёры гандхарвы крутя ручки, поднимут занавес ночи, я не выйду на сцену. Скажу: «дайте мне отпуск» или «я не выучил роль» и буду весь день сидеть и молчать. Курить синее море и играть на пьянино. Кормить сахаром крыс и хлестать симфонический чай. И пусть кто-то ко мне придёт и скажет, что я не так живу. Мне плевать, я не выучил роль и вообще я её выкинул на помойку, пусть те, кому она нужна читают, учат, играют её. Местный сторож, увидев меня развалившимся в кресле с ногами на столе, всего в дыму, в музыке, не нашёлся что сказать, буркнул вроде: «А, вы ещё не ушли»?
- А! Что? Что это было, кто это, а в прочем, это картон…
Спать я буду на рояле в зале. Как боец на рваном знамени. Пусть утром мои обломки выполощет в грязном ведре усатая поломойка. Меня всё-равно сочинят как безбашенную прозу, ведь надо же кому – то читать гон.
Чёрт возьми, я забыл полить цветы в кабинете, теперь они высохли и их можно скурить. Хотя всё равно нет воды. Может полить их пивом? Что лучше: пьяные цветы или укуренный цветами преподаватель.?
Сегодня сломал настенные часы, они были пластмассовые, и я их поджёг. Часы шипели и капали, а стрелки скрутились, и их заклинило, они дрыгались как в агонии. Конвульсия времени, потом я подмёл остатки пластмассовой эпохи и выбросил в окно. Никакой пользы от всего. Только вонь.
7. Там высоко
«Там высоко
Нет никого
Там также одиноко, как и здесь
Там высоко бег облаков
К погасшей много лет назад звезде"
(Ария)
В детстве у меня был игрушечный жёлтый цыплёнок на пружине. Если его завести, то он прыгал и клевал семечки, когда завод кончался, он падал на бок и нелепо дрыгал ногами. Завод человеческой жизни не много длиннее. И пружины разные. Но что делать, если уже обрыдло прыгать и клевать семечки? Если наперёд знаешь конец оперы? Фанерной оперы разгороженной в грязном и тёмном полумире? Надоело рождаться мёртвым. Сощурившись смотреть в подслеповатые окошки (глаз) + 1 ?
Вчера послал заслуженного исполнителя. Он сказал, что у каждого человека есть своё предназначение. А я ответил, что предназначение одно – сдохнуть в жёлтой и липкой постели, хватая остатки воздуха сморщенным беззубым ртом. Цветастая и умная книжка о Игоре Стравинском впечатляет картинами из его блестящей жизни, но на последней странице всё – таки есть фотография его могилы. Гнилой Игорь Федорович, наглухо заколоченный в беспонтовый деревянный ящик.
Позавчера один мой знакомый ушёл в армию. Ему было 27 лет. Когда его спросили «для пачо»? он ответил: «да надоело всё, никто не понимает меня, я одинок». А когда ему сказали: «а что в армии тебя поймут»? Он посмотрел на вопрошающего как на идиота и сказал: «разумеется нет, но там может хоть по морде дадут»
* * *
Не спрашивай меня мой брат, зачем я пишу. Скоро уже не буду даже разговаривать. Я вконец рассорился с этим плешивым стариком – русским языком. Он почему-то меня бесит. Но он знает сам, в чём его косяк. Нечего через меня спихивать свой депресняк. Нашёл свалку. В новый год две тысячи зет я не выдержал и взял его за тощую глотку, посмотрел в его выцветшие глаза и увидел в них только безумие и идиотизм это уже овощ, братан. Он пустил слюни. А я спустил его с лестницы, пинком в костлявый зад. Ниже в виде доказательства привожу тебе свою записную телефонную книжку.
1 13 Стикло
2 11 Бурвот
3 Gрапки Шумят
4 Lena
5 NИNИ
6 Sergo
7 UP жорка
8 Victoria
9 А Це?
10 Alaguz
11 Агей
12 Андрон
13 АнтоNEO
14 Антоха
15 Апиратар УУСС
16 Афтфвагзал
17 Бумага
18 Бухайгорад
19 Валентина
20 Валя хагой
21 Вега
22 Ветёк
23 Вика. Ru
24 Воленьтин R
25 Генко
26 Галька
27 Гвозтьмегоф
28 Гвость
29 Говрило
30 Гоша
31 Грузавик
32 Грус. RU
33 Дюша Белайн
34 Дюшан Ярек
35 Жор УЛУС
36 Жыли – быле
37 Жына ГВАЗДЯ
38 Зондан
39 Зотчий
40 Канитель
41 Карина
42 Кадька
43 Кинджаб Ком
44 Кихан
45 Киля
46 Красеков
47 Ксиво
48 Ленча
49 Ловандер
50 Макс
51 Мама
52 Мара
53 Мелкый
54 Миш @
55 Морина Елись
56 Ната Е. Дом.
57 Натали Бл.
58 Наталка М.
59 Нотали
60 Нотаха Елис
61 Олеча
62 Онтоша
63 Ондрон
64 Пипетка
65 Санжа
66 Серджыо
67 Сива
68 Сирьга
69 Таблет УУСС
70 Таем
71 Токзист
72 Товстой
73 Тонюха
74 Х*Й Шуманёш
75 Хаус
76 Хто Цё?
77 Чирнего
78 Элис
79 Юля Кенджап
80 Юран
81 Юро в польте
Из всего этого папье-маше я не назову и трёх человек, которые имеют силы признать, что они фанера, что они подпрыгивают и клюют семечки, подсолнечную сивуху грязных сплетен мегаполисов, сёл, деревень.
Но из всех них проглядывает человеческое через +1, потому что пружина ещё туга и жизнь продолжается.
Вчера мне приснился сон. Пришёл кто-то в белом и долго сидел у моей кровати и плакал. Горячие слёзы падали мне на грудь и в глаза. Я подумал неужели я умер?
Но наступило утро, и я опять забыл про себя. Он ошибается, если похоронил меня. Я ещё немного жив.