Ах, ну, что там у вас?
Империя солнца? Правительство мира, да?
В отдельно-взятой квартире,
черт знает где, в сиреневой, вибрирующей пустоте,
один, наверное даже слишком один,
человек...
впился руками слабыми в крышку стола
и плачет, плачет,
плачу его нет конца,
он плачет до финиша, до победы, до тла.
Ну и пусть, делов-то? Мало ли, у него беда.
А у кого теперь не беда?
У кого не горе?
Каждый теперь, воздев очи горе,
в ледяное небо лбом упёршись, силится,
только что, не завыть,
не вылиться.
Что же теперь, над каждым трястись?
За любого молиться, скажи ещё!
Да ты посмотри, посмотри!
Все альфа-каналы забиты прахом да порохом,
и снаружи всё – труха и мышиный дух, окстись.
Что тебе кажется?
Кажется – крестись.
Собирай вещи, добро, зло,
небо своё забирай,
и катись, катись брат, катись...
И то даже, о чём случайно подумаешь,
там, в своём море топи, суши невод.
Никому нет дела, что в ветвях твоих воспалённых нервов
запуталась черная нерпа, congoja negro,
и четыре мучительных дня не спит;
четыре проклятых дня оторвана от своей тени.
Боль её держит.
От боли её мутит.
И от какой-такой чёртовой лени
никому нет дела до того,
что от боли и пустоты
чёрное её тело – прозрачно-бело,
исполнено разительной чистоты.
Кто бы только подал лестницу в небо.
Почему это был не ты?