***
ИСПАНСКСАЯ КАПРИЗИЯ
Дон Жуан и Дон Иван
сели как-то на диван.
Говорит Жуан Ивану:
«Я б домогся Донну Анну,
так ведь ейный мужик
ей башку размозжит!
Ты ступай-ка, Ваня, к Дону,
вымань-ка его из дому
и под Анькиным окном
старца шпагой протыкнём».
Дон Иван об ту же пору
заскочил до Командору:
так и так, мол, Командор,
на два слова в колидор…
Дескать, Ваше благородье,
во саду ли, в огороде,
аль ещё где Бог подаст,
приглашаем драться Вас
с благородным Дон Жуаном.
Шлёт поклоны тоже Вам он.
А пошто евоный пыл, -
повод был, да я забыл.
Да седому ль старичине
сумлеваться о причине?
Заорал он ровно зверь,
приокрымши в спальню дверь:
«Гей, моя супруга Анна!
Вы себя ведёте странно:
сколь у Вас сверх всяких мер
энтих самых кабальер?
То вчерась не вылезала
от бродяги Дон Сезара,
а теперча Дон Жуан
подсуперчил в том же Вам?»
Выла Анна перед мужем:
«На фиг мне Жуанка нужен!
Душу бес мотай его!
Мне и вас хватает – во!»
Но ответил муж сурово:
«О прекрасная сеньора!
Каб не стервой ты была,
Так себя бы соблюла!»
Через гордость командорску
с ней полаявшися в доску,
тут побёг чинить он месть
за поруганную честь.
Стал Иван, мигнув желанно,
секундантом у Жуана.
А другой идальго,
по имени Виталька,
так себе, секельда, -
командоров секундант.
Лязг
шпаг:
шпок,
шпак.
Р-раз –
кровь:
в глаз,
в бровь,
в грудь,
в пуп –
будь
труп!
Оба ранетые сдуру.
Треск на всю Эстремадуру.
Бьются из последних сил…
Вот уж дон приткнулся к дону.
Но никто из них пардону
друг у дружки не просил…
А зевак тут привалило!
Скрозь чугунные перила
провздевают ноги, рыла,
жрут зефир и пьют кефир,
и под шум дуэльной прыти
рассуждают об корриде,
вспоминают об Мадриде,
об инфанте Маргарите,
об реке Гвадалквивир.
Командор, боец достойный,
скрозь болезненные стоны
головою пошатал,
испустил маленько духа
и сопернику на ухо
благородно прошептал:
«Чую, паря, нам с тобою,
увлечась смертельным боем,
предстоит сейчас хана.
Мне-то ладно: я уж старый,
от жены своей усталый.
Измотала страх она!
Как схоронют на погосте,
стану Каменным я Гостем,
стану дамочек пужать.
За тебя же мне обидно:
а тебе пошто обрыдло
свежим воздухом дышать?
Я в твои шальные годы
тож прошёл огни и воды,
плёл такие коверкоты -
только мать твою едрит!
И от энтих похождений,
куртуазных услаждений,
тьмы бастардовых рождений
до сих пор трясёт Мадрид!
Всё же до тебя – куда нам!
По твоим могучим данным
тут не Аннам – круче дамам
захотится впасть во грех!
Ты, соблазное явленье,
создан доннам на сумленье,
нам, донам, во исступленье
и дуэньям на сугрев.
Чем их Аннушка любезней?
Плюнь ты на неё, и бес с ней!
От твоих любовных песней
жинке не уйтить ни чьей.
Прёшь на шпагу на хрена ты?
От Севильи до Гренады
лучше пой ты серенады
в тихом сумраке ночей!
На мою ж седую старость
только Аня и осталась.
Вскорости я сам преставлюсь,
так на кой нам энтот бой?
Станем мы, как прежде, други,
вместо ног протянем руки
и никто во всей округе
не охает нас с тобой!»
Дон Жуан, парнишка дружный,
понял старика как нужно,
покабенился наружно,
растянул улыбкой рот,
сплюнул под каблук цигарку,
за подол схватил цыганку
и с душою наизнанку
припустился в хоровод.
И от хабанеры шалой
прошибает пот! Пожалуй,
не поддаст такого жару
даже лучшая из бань!
Под призывный звон гитары
и зеваки строют пары,
вспоминая танец старый -
благородный падеспань