Сказ про начальника-удальца

Борис Пахомов
   
   Жил да был начальник некий:
   Не особо чтобы - пуп,
   Не могуч, и не калека,
   То ли - мудр, а то ли - глуп.
   
   Ой, простите! Как же это
   Про начальника-то "глуп"!
   Тут же будет честь задета!
   Мудр, конечно. Ибо - пуп!
   
   Но опять же: пуп он - пупчик.
   Даже я б сказал: пупок.
   И хотел бы стать он круче,
   Да пупок - его итог.
   
   Он не знал об этом. Верил,
   Что он - щука. Не карась
   (Как колхозный рыжий мерин
   Верит в Партию и Власть).
   
   Он кричал. Он суетился.
   Всех готов был заколоть...
   "Высоты" таки добился:
   Взял его к себе Господь.
   
   Взял не в Рай, а лишь в Предврата:
   Испытаться, мол, должон.
   Что, мол, знает, кроме мата.
   И вообще: со всех сторон.
   
   Наш Господь, Он - справедливый:
   Хоть и ласковость в душе,
   Виноват: возьмет за гриву
   И проделает "туше".
   
   Терпелив Господь без меры:
   Убирает сажу с рож
   Ради грешных нас, для Веры.
   Чтобы каждый стал хорош.
   
   Чтобы чист был всякий атом,
   Направляет дождик-душ,
   Полотенчиком мохнатым
   Протирает складки душ,
   
   Проверяет, сколь извилин
   (Достает до слабых вплоть),
   Мозговит ты иль дебилен,
   И работает ли плоть.
   
   В общем - все. По всей программе:
   Проверяет, чистит, трет.
   Может бросить в ада пламя,
   Если грязь не соскребет
   
   Иль не сможет вправить что-то:
   "Не в коня,- мол,- корм, - вздохнет. – 
   Слать хоть в ад и неохота,
   Но для рая этот - гнет".
   
   ... Вновьпреставленный был падок
   Всем чинам поклоны класть.
   За версту промеж лопаток
   Чуял всяческую власть.
   
   И очнувшись пред Вратами,
   Перед золотом сих страж,
   Покаянными устами
   Запустил елея марш.
   
   Клялся истово и громко
   Он в любви всему и вся,
   А души его потемки
   Укрывали злого пса.
   
   Тут на страстные стенанья
   Объявился сам Господь.
   Возмущен до заиканья:
   "Че орешь-то? Ну-т-ка подь
   
   На проверку в проходную!
   Да лицом - на лавку! Вниз!
   Я те справлю отходную
   В развитой социализм!
   
   Ишь, вопит мне, нешто ворон,
   Гадость подло вливши в стих!"
   Вновьпреставленный покорен:
   Лег на доски и затих.
   
   Подошел Господь: "Че ропщешь?
   Че орешь-то? И по ком?"
   И в гримасе нос наморщил:
   Густо пахло чесноком.
   
   "Фу-у-у! Ну, брат, ты и подарок!
   Что у вас там? Сильный грипп?
   И душою, вижу, марок...
   Как бы я с тобой не влип..."
   
   Вновьпреставленный в упадке
   Находясь, молчал: мол, спит.
   А Господь достал трехрядку
   И... покой им был испит...
   
   Позабыв о всяких манцах
   Вновьпреставленного, Он
   Городские пел романсы
   Про любовь и верных жен,
   
   Про желанья и интриги,
   Про восход и про закат,
   Про тяжелые вериги
   ("Кто придумал, мать их так!..")
   
   Прослезившись напоследок,
   Ткнул Он в бок того, что "спал"
   (Как досуга призрак редок!):
   "Эй, вставай! Закат уж ал!"
   
   Вновьпреставленный тут бойко
   Враз подпрыгнул, как коза,
   Для проформы тихо ойкнул,
   Глядя Господу в глаза:
   
   Лакированная рожа,
   Плутоватые глаза...
   - Этот в рай желает тоже.
   Видит Небо: я - не "за"...
   
   Повздыхал Господь, помыслил,
   Свою память полистал
   И вопросов коромыслом
   Зацепил того, что встал.
   
   Тот кривых ответов строчки
   Начал в Господа метать,
   B довел Того до точки:
   "Ах, ты ж, Небо, твою мать!
   
   Дионисие Каруца! -
   Возопил, в сердцах, Господь,
   – Вижу, память твоя - куца!
   А работает ли плоть?"
   
   "C плотью все О' Кей, мой Боже!
   Хоть не писано на лбу,
   Я с людишками - построже:
   Если что, я их того…
   
   Извини за многоточье
   И за методы, Господь:
   Не расходую я ночью
   На супруге свою плоть.
   
   Не могу иль не умею,
   На то воля все Твоя.
   Подкинь, Господи, идею,
   Чтобы выздоровел я!"
   
   "Тут идея не поможет,
   Хошь крути, хошь не крути:
   Уже писано на роже,
   Кто ты будешь во плоти.
   
   И хотя я сам Всевышний,
   Переделать не смогу...
   Нету умственности лишней.
   Да и с плотью - ни в дугу.
   
   Уж ты сам, милок, старайся
   Ношу собственную несть.
   Кайся, кайся, кайся, кайся,
   Но не спрыгивай на лесть.
   
   Не люблю я пакость эту.
   Все. Пока. Бывай, "блудник".
   Мне пора принять диету..."
   И Господь растаял вмиг...
   
   Вновьпреставленный, в кальсонах,
   Сам с собою, тет - а - тет,
   Ухнул маршем Мендельсона
   Сатирический куплет:
   
   "Рано-рано два барана
   Застучали в ворота.
   Били-били в них рогами,
   Наступила темнота..."
   
   Сей коктейль у Врат из Рая
   Разразился сгоряча:
   И отчаянность сырая
   Может вспыхнуть, как свеча,
   
   И отчаянность, как девка,
   Может взять тебя взасос,
   Когда ты хватаешь древко
   И ревешь, как пылесос
   
   (Не "Самсунг" какой-то ихний,
   Наш, отечественный зверь:
   Может - "Сом", а может - "Тихвин",
   Может - "Щука", может - "Тверь").
   
   За куплетом про баранов
   Густо-густо грянул мат,
   Что-то там - про ветеранов,
   Нацвопрос и компромат,
   
   И естественно, про Бога,
   И про ихнюю же Мать...
   В общем, как обычно, много,
   И чего не занимать.
   
   "...Рано-рано два барана
   Постучали в ворота.
   Били-били в них рогами,
   Наступила темнота..."
   
   Повздыхал Господь из кущей:
   Видно было, что не рад.
   И отправил властью сущей
   Вновьпреставленного в ад...
   
   28.03.1998 г