Вдумайся. Мир мой - всего лишь кусочки стекла - тянутся к тонким запястьям, просящим порез.
Я трансформируюсь в дождь - по ладоням стекла. Это бывает со мной по осенней поре.
По-человечьи б завыла, но есть одно "но" - у отражений зеркальных зашитые рты.
Видимо, я в главной роли немого кино. Нет, в эпизодах - за гранью финальной черты.
Я - тот, кто выдумал шрифт для двух слов "the" и "end". (Или артикль за слово не стоит считать?)
Я - три обрывка бракованных трёх кинолент. Битва - а мне, как всегда, не хватило щита.
Вчувствуйся. Я - дежа вю, перелив пустоты в тлеющих странных зрачках тех, напротив, врагов,
Там, где прошёл твой клинок, я сажаю цветы, ржавь их солёную кто-то нарёк словом "кровь".
Если вдруг враг остановит у горла свой меч, вспыхнет глазами, отпрянет, и ты будешь жить,
Знай, это я, твой хранитель на этой войне, я - твой забытый, пробитый, отброшенный щит,
В миг, когда вороны взвьются (врагов - на куски) чёрною пеною в серых небесных волнах,
Я - свет в душе, что не даст взвыть тебе от тоски, не-ощущеньем победы Я буду больна.
Просто всмотрись. Я - зеркальный пустой коридор, что отражает холмы - искажённую пыль.
Заледеневший, сапфирный, безжизненный взор из вереницы фантомов - безликой толпы.
Сны все мои, будто бы календарный листок, ты обрываешь... чуть менее радужным сном.
Так каждый раз... застывают кошмары у ног, прошелестев виновато в сознанье моём.
Скоро зима. Серебристой, одною из ста жгучих снежинок на варежки - как на ножи...
Я - три засушенных в книге кленовых листа. Тройка изломов твоей непонятной души.