Жадность. сказка о семи грехах

Вехова Лариса
 

Я сказку иль не сказку расскажу,
быть может быль была, а может небыль,
в другие листья древо наряжу,
но неизменно остаётся стебель.
...............................      

Над морским бушующим простором
пролетал ревущий самолёт.
Пассажиров шесть, вздыхали хором,
а в кабине был один пилот.
Без сомненья, взрослые мужчины,
так хотели приземлиться в срок,
были помешать тому причины -
в каждом свой присутствовал порок.

Лётчик был отчаянный распутник,
страсть к любви топила с головой,
а жена его, по жизни спутник,
в сердце от измен была вдовой.
Там, в салоне, засыпал ленивый
здоровенный маменькин сынок,
в телесах на всё хватало силы,
крепкий  безобидный был пенёк.
Третий, хоть умён, как Юлий Цезарь,
но легко впадал в ужасный гнев,
без ножа неистово всех резал,
воплем разгонял  мужей и дев.
Трус, сосед, тот - беззащитный заяц,
в кресле притаился, как исчез.
От испуга весь изгрыз свой палец:
"Поскорей домой попасть с небес!"
Пятый, забулдыга и умора,
пил, как воду, ром, вино, коньяк,
рядом грыз сухарики обжора,
добродушный весельчак толстяк.
А последний, молчаливый барин,
всех попутных взглядом озирал,
жадный, как в Руси монгол-татарин,
благородство, бедность презирал.

Бог решил подвергнуть испытанью
сразу всех. Заглох мотор и вот,
самолёт пустился с неба камнем,
виртуозом слыл его пилот.
Сей машиной он владел настолько,
что сумел на остров посадить,
непонятно как, её, но только
суждено всем было дальше жить.
На лету, сбивая брюхом волны,
самолёт у берега застыл.
"Господа, надеюсь, вы довольны?",-
беззаботно лётчик дверь открыл.
В синяках, ушибах, но здоровы,
пассажиры прыгали в песок.
Остров небольшой, лесные горы
обступали каменный мысок.
Долго путешественники были
вне себя от каверзы судьбы,
возмущались, охали и ныли,
но собрали силы для ходьбы.
Осмотрелись, а потом решили
завтра разойтись по сторонам.
Свой ночлег устроить поспешили,
уж луна скользила по волнам.

Вот янтарный над водой безбрежной
их встречает солнечный восход.
На спасенье скорое с надеждой
шестеро отправились в поход.
Рассудили в бесполезном споре,
далеко не стоит уходить,
чтоб не упустить чего на море,
Жадный остаётся сторожить.
Окружив объятьями, природа
приняла непрошеных гостей.
Жадный ждал до самого захода
солнечных лучей - от них вестей.
Все вернулись живы, не пропали.
Долго им терпеть нужду пришлось,
но тогда они о том не знали.
Вкратце, расскажу, как им жилось.

Трус один бродить сопротивлялся
по лесному дикому пути.
Дали нож ему, чтоб не боялся,
разрешили с Цезарем идти.
Цезарь палкой лупит без разбора
по густым цепляющим ветвям,
Трус трусИт, за Трусом вьётся свора
мерзких насекомых там и сям.
Забрели  вдвоём в густую  чащу.
Цезарь поскользнулся о змею,
до его шагов так мирно спящей,
думал, жизнь закончил он свою.
Броситься в атаку змей вздыбился -
но не испугаешь храбреца,
миг - опасный гад в руках  забился -
пасть его у самого лица.
- "Трус, скорей на помощь! ну, ты что ж?"
Тот от страха разум потерял,
в пасть змее вонзил дрожащий нож,
от испуга в обморок упал.
Цезарь долго с ним в лесу возился,
возвращал бедняге свежий лик,
терпеливо ждал, совсем не злился,
к Трусу уважением проник.
Так, невольно, к самоисцеленью
их двоих привёл фортуны груз.
Сделались друзьями за мгновенье.
Трус, очнувшись, был уже не трус.
"Цезарь" величавый и спокойный
сам себя приятно удивлял.
хладнокровно, как отважный воин,
с диким зверем в схватку он вступал.
Новый друг всегда был где-то рядом,
брал пример, наматывал на ус,
и, однажды, за кабаньим стадом
долго гнался сам, ведь он не трус!

Как-то раз Лентяй гулял по лесу,
но ему хотелось сильно пить,
как всегда к желанному процессу
привела его дороги нить.
Впереди глубокое ущелье,
а за ним прозрачная вода,
наш герой проникся возмущеньем -
не напиться вдоволь без труда!
Жажда гонит срочно перебраться.
Он увидел толстое бревно,
хочешь пить? так надо постараться -
как спасенье кажется оно.
Подбирал стволы друг к другу рядом,
и широкий мост уже готов,
за ручьём ждала его награда -
сладкий ужин из лесных плодов.
Из лозы он стал плести корзины,
дикое полезное искал,
и из леса, как из магазина,
что-нибудь съестное всем таскал.

Наш Толстяк, голодный горемыка,
лес прошёл и вдоль, и поперёк,
бил орех и песенку мурлыкал,
получая свой лесной паёк.
Пауков, грибы, жуков, личинки
над огнём сушил и поедал,
в листьях, как пикантную начинку,
остальным любезно предлагал.
Похудел Толстяк без сытной пищи,
и однажды, глядя в озерцо,
он увидел на зеркальном днище
благородно-тонкое лицо.
-Чьё это чужое отраженье?,
ну, скажите правду мне, друзья,
в озеро смотрел и есть сомненье,
тот красавец, неужели я?
Все серьёзно подтвердили это.
Лётчик друга хлопнул по плечу:
"В пользу для тебя пошла диета,
женщины в восторге... всё молчу!"

Лётчик с виду был весьма беспечен,
прошлых пассажиров ободрял,
а ночами, думая о вечном,
сам себя  с досадой укорял.
Погружаясь в глубину морскую,
спрашивал себя и там на дне
между крабов: Почему, тоскую
по одной единственной жене?
Так, о ней с любовью вспоминая,
клятву дал, как только их найдут,
если ещё ждёт его святая,
бросит навсегда безбожный блуд.

Хуже всех пришлось пока Пьянчуге,
глупо было в дебрях ром искать.
Завалился в яме, как в лачуге,
и решил от горя крепко спать.
Но не тут-то было, сон проходит,
а желанье выпить всё сильней
и почти с ума пропойцу сводит,
хоть в мозгах становится ясней.
И такое стало положенье,
что невольный поворот судьбы
пьяницу привёл к выздоровленью
без активной, слаженной борьбы.
Заново, как будто народился
человек  с туманной головой,
от греха навек освободился,
и доволен стал своей судьбой.
И уже бесцельно не шатался
по волной залитым берегам,
никакой работы не боялся-
бегал помогать и тут, и там.

Важный барин - вот порок наследий-
жадность! Как о нём писать?
Этот тип, действительно, последний,
хоть всегда стремился первым стать.
Слыл  хапуга первым средь богатых,
двигал власть свою всегда вперёд,
безусловно, первый средь рогатых,
первый мог заткнуть возникшим рот.
Мир его души - изъянов пропасть:
ненасытность сеет плутовство,
алчность насадила в нём жестокость,
хищность заимела с ним родство.
И когда в злосчастье оказался
этих всех пороков великан,
как зверёк беспомощный попался
в натуральный замкнутый капкан.
Он сначала ел тайком продукты,
прятал, что осталось в багаже,
но вокруг еда морская, фрукты,
дичь в лесах, и все друзья уже,
потому замашки воровские
притупились, но душой страдал,
что Господь с утра дары морские
больше, чем другим, ему не дал,
что не может он забрать природу,
злился - всем она принадлежит,
что все пьют, ему подобно, воду,
как ему, костёр для всех горит.
Люди спят, а он из-за корысти,
по привычке, лишь бы что-то взять,
начинал из-под Обжоры листья
под себя охапкой подгребать.
Ненавидел он делёж по-братски
и всегда хватал большой кусок,
огонёк в глазах светился адский,
когда шёл на каменный мысок.
Глядя в море, хитро ухмылялся,
поскорей мечтал попасть домой,
шёпотом торжественно поклялся:
"Этот остров будет только мой!".

У подножья девственной вершины,
ночью, рядом греясь у костра,
шестеро признались, что грешили,
покарал Господь их неспроста.
Жадный в это время притворялся,
что уставший  тут же задремал,
незаметно за карман хватался,
чтоб никто ничто там не украл.

...Сказочный конец приходит снова.
Разбивался о мысок прибой,
отплывал от острова лесного
лайнер с робинзонами домой.
Шестеро другими возвратились
после пережитых вместе дней,
от грехов своих освободились,
только жадный стал ещё жадней.










.