Перевод Дм. Мережковского Ворон

Эдгар По
  Погруженный в скорбь немую
                и усталый, в ночь глухую,
                Раз, когда поник в дремоте
                я над книгой одного
                Из забытых миром знаний,
                книгой полной обаяний, -
                Стук донесся, стук нежданный
                в двери дома моего:
                "Это путник постучался
                в двери дома моего,
                Только путник -
                больше ничего".
                В декабре - я помню - было
                это полночью унылой.
                В очаге под пеплом угли
                разгорались иногда.
                Груды книг не утоляли
                ни на миг моей печали -
                Об утраченной Леноре,
                той, чье имя навсегда -
                В сонме ангелов - Ленора,
                той, чье имя навсегда
                В этом мире стерлось -
                без следа.
                От дыханья ночи бурной
                занавески шелк пурпурный
                Шелестел, и непонятный
                страх рождался от всего.
                Думал, сердце успокою,
                все еще твердил порою:
                "Это гость стучится робко
                в двери дома моего,
                Запоздалый гость стучится
                в двери дома моего,
                Только гость -
                и больше ничего!"
                И когда преодолело
                сердце страх, я молвил смело:
                "Вы простите мне, обидеть
                не хотел я никого;
                Я на миг уснул тревожно:
                слишком тихо, осторожно, -
                Слишком тихо вы стучались
                в двери дома моего..."
                И открыл тогда я настежь
                двери дома моего -
                Мрак ночной, -
                и больше ничего.
                Все, что дух мой волновало,
                все, что снилось и смущало,
                До сих пор не посещало
                в этом мире никого.
                И ни голоса, ни знака -
                из таинственного мрака...
                Вдруг "Ленора!" прозвучало
                близ жилища моего...
                Сам шепнул я это имя,
                и проснулось от него
                Только эхо -
                больше ничего.
                Но душа моя горела,
                притворил я дверь несмело.
                Стук опять раздался громче;
                я подумал: "Ничего,
                Это стук в окне случайный,
                никакой здесь нету тайны:
                Посмотрю и успокою
                трепет сердца моего,
                Успокою на мгновенье
                трепет сердца моего.
                Это ветер, -
                больше ничего".
                Я открыл окно, и странный
                гость полночный, гость нежданный,
                Ворон царственный влетает;
                я привета от него
                Не дождался. Но отважно, -
                как хозяин, гордо, важно
                Полетел он прямо к двери,
                к двери дома моего,
                И вспорхнул на бюст Паллады,
                сел так тихо на него,
                Тихо сел, -
                и больше ничего.
                Как ни грустно, как ни больно, -
                улыбнулся я невольно
                И сказал: "Твое коварство
                победим мы без труда,
                Но тебя, мой гость зловещий,
                Ворон древний. Ворон вещий,
                К нам с пределов вечной Ночи
                прилетающий сюда,
                Как зовут в стране, откуда
                прилетаешь ты сюда?"
                И ответил Ворон:
                "Никогда".
                Говорит так ясно птица,
                не могу я надивиться.
                Но казалось, что надежда
                ей навек была чужда.
                Тот не жди себе отрады,
                в чьем дому на бюст Паллады
                Сядет Ворон над дверями;
                от несчастья никуда, -
                Тот, кто Ворона увидел, -
                не спасется никуда,
                Ворона, чье имя:
                "Никогда".
                Говорил он это слово
                так печально, так сурово,
                Что, казалось, в нем всю душу
                изливал; и вот, когда
                Недвижим на изваяньи
                он сидел в немом молчаньи,
                Я шепнул: "Как счастье, дружба
                улетели навсегда,
                Улетит и эта птица
                завтра утром навсегда".
                И ответил Ворон:
                "Никогда".
                И сказал я, вздрогнув снова:
                "Верно молвить это слово
                Научил его хозяин
                в дни тяжелые, когда
                Он преследуем был Роком,
                и в несчастье одиноком,
                Вместо песни лебединой,
                в эти долгие года
                Для него был стон единый
                в эти грустные года -
                Никогда, - уж больше
                никогда!"
                Так я думал и невольно
                улыбнулся, как ни больно.
                Повернул тихонько кресло
                к бюсту бледному, туда,
                Где был Ворон, погрузился
                в бархат кресел и забылся...
                "Страшный Ворон, мой ужасный
                гость, - подумал я тогда -
                Страшный, древний Ворон, горе
                возвещающий всегда,
                Что же значит крик твой:
                "Никогда"?
                Угадать стараюсь тщетно;
                смотрит Ворон безответно.
                Свой горящий взор мне в сердце
                заронил он навсегда.
                И в раздумьи над загадкой,
                я поник в дремоте сладкой
                Головой на бархат, лампой
                озаренный. Никогда
                На лиловый бархат кресел,
                как в счастливые года,
                Ей уж не склоняться -
                никогда!
                И казалось мне: струило
                дым незримое кадило,
                Прилетели Серафимы,
                шелестели иногда
                Их шаги, как дуновенье:
                "Это Бог мне шлет забвенье!
                Пей же сладкое забвенье,
                пей, чтоб в сердце навсегда
                Об утраченной Леноре
                стерлась память - навсегда!..
                И сказал мне Ворон:
                "Никогда".
                "Я молю, пророк зловещий,
                птица ты иль демон вещий,
                Злой ли Дух тебя из Ночи,
                или вихрь занес сюда
                Из пустыни мертвой, вечной,
                безнадежной, бесконечной, -
                Будет ли, молю, скажи мне,
                будет ли хоть там, куда
                Снизойдем мы после смерти, -
                сердцу отдых навсегда?"
                И ответил Ворон:
                "Никогда".
                "Я молю, пророк зловещий,
                птица ты иль демон вещий,
                Заклинаю небом. Богом,
                отвечай, в тот день, когда
                Я Эдем увижу дальней,
                обниму ль душой печальной
                Душу светлую Леноры,
                той, чье имя навсегда
                В сонме ангелов - Ленора,
                лучезарной навсегда?"
                И ответил Ворон:
                "Никогда".
                "Прочь! - воскликнул я, вставая,
                демон ты иль птица злая.
                Прочь! - вернись в пределы Ночи,
                чтобы больше никогда
                Ни одно из перьев черных,
                не напомнило позорных,
                Лживых слов твоих! Оставь же
                бюст Паллады навсегда,
                Из души моей твой образ
                я исторгну навсегда!"
                И ответил Ворон:
                "Никогда".
                И сидит, сидит с тех пор он
                там, над дверью черный Ворон,
                С бюста бледного Паллады
                не исчезнет никуда.
                У него такие очи,
                как у Злого Духа ночи,
                Сном объятого; и лампа
                тень бросает. Навсегда
                К этой тени черной птицы
                пригвожденный навсегда, -
                Не воспрянет дух мой -
                никогда!
                (1890)