Михаил Величко: «Я только гость планеты этой…»
Редеет круг моих земных друзей.
Все меньше встреч, да и они без песен.
Часов и дней, и весен карусель
Кружит лукавым, хлопотливым бесом.
А мне моих друзей недостает.
А новых нет…
Все суета и некчемь….
Друзей моих никто мне не вернет.
Никто из нас бессмертьем не отмечен.
Мы не придем в весенний старый сад.
Я знаю это.
Только мне не легче…
И в городской толпе я всем гляжу в глаза,
С надеждою, что вдруг
Кого-то встречу.
Не так давно, в августе 2007 года от нас ушел еще один земной друг, учитель, отец, муж, мой дедушка Михаил Федорович Величко…
Приятный летний вечер. Легкий ветерок ласкает кружевные верхушки сосен. Тишина и гармония буднего дня на даче.
Один телефонный звонок – и все изменилось. Всего два слова, совершенно несовместимые друг с другом: «дедушка» и «умер».
Я понимала, что когда-нибудь это произойдет, но смерть близкого дорогого человека, который знал тебя с рождения и которому ты многим обязан, застала врасплох. К этому нельзя быть готовым. Это боль, которую сгладит всесильное Время, это утрата, которая всегда будет жить в памяти…
Говорят, горе объединяет людей, но каждый из нас чувствует и переживает горе по-разному. Для меня в одну секунду тепло первого августовского дня сменилось пронзающим холодом беспросветной зимней ночи. Я стояла на краю пропасти с гордым и неприступным названием Вечность.
Какая гипнотическая ночь!
Какая тьма! И тишина какая!
Мир опустел. Все улетело прочь.
Нет ничего, лишь эта мгла сырая.
Стою один в ночной таежной тьме.
И никого на этом черном свете,
Я брошен тут, в полуночной зиме,
Не на Земле, а на иной планете…
Ни звука и не лучика во мгле.
Зима и ночь. Остановилось Время.
Летят часы и годы на Земле,
А на душе лежит веков беремя…
И тяжек этот жребий: мгла и тишь.
Уснуло все: деревья, ветры, реки.
И ты в веках потеранный стоишь,
В тайгу и тьму вмороженный навеки.
А потом к одиночеству присоединилось жгучее чувство вины за все недосказанное, несделанное и недоделанное. Чувство несправедливости и несвоевременности, чувство нереальности происходящего – все сплелось в один венок утраты.
Разве может быть, чтобы все закончилось вот так? Заплаканные и растерянные родственники у гроба, цветы, венки, катафалк, короткое прощание на кладбище, неприятная глинистая земля под ногами, пьяные полураздетые могильщики, небрежно и торопливо забрасывающие комьями земли тяжелый гроб. Потом длинный поминальный стол, незнакомые люди, чужие воспоминания и твои собственные, которыми тогда совсем не хотелось ни с кем делиться.
Вот его комната, а в ней все по-прежнему: старая горчичного цвета тумбочка возле кровати, а в ней сокровища моего детства: подзорная труба, телескоп и небольшая коллекция минералов. Тогда, в детстве, мне казалось, что дедушка знает все: про звезды и полезные ископаемые, про книги и животных, про буквы и вулканы. Он отвечал на любые мои вопросы, терпеливо и спокойно объяснял все мои многочисленные «почему». Он действительно был эрудированным человеком. Главным же его увлечением оставались природа и лингвистика…
Массивный стол напротив окна. Несколько простых граненых стаканов с остро отточенными карандашами, разноцветными ручками, ластиками, линейками. Дедушка писал много и увлеченно. Дневники, статьи и заметки, стихи, рассказы. Везде в его комнате блокноты, тетради, потрепанные старые папки, полные бумаг и газетных вырезок.
Стихи были его отдушиной в суете серых городских будней, окошком в мир столь любимой им природы. Удачные или не очень, они всегда оставались искренними. Он писал о самом дорогом и посвящал стихи самым близким по духу людям:
Вот тут в горах поэзия живет –
В напеве ручейка и песнях ветра.
Природа день и ночь свои стихи поет –
И авангард, и классика, и ретро.
Поют леса на разных языках,
На новых и на древних – позабытых.
В лучах – стихи, и в скалах, в облаках,
Повсюду здесь поэзия разлита.
Поют маралы гимны старине,
Поет любовные куплеты.
И волки древние поют псалмы Луне –
Все славят жизнь, любовь, весну и лето.
Все - соло и дуэты и хоры,
Все в душу льется с водопадной силой,
Потом в душе хранится до поры,
Пока строкой не станет легкокрылой.
Стихи он всегда печатал на старенькой печатной машинке. Именно благодаря ей, я научилась читать задолго до школы. Дедушка нажимал клавишу, а я спрашивала, какая буква на ней «нарисована», а потом смотрела как на бумаге буквы складываются в слова…
А вот на этой тумбочке, доверху набитой его фотографиями в желтых и красных пакетах из-под фотографической бумаги «Унибром», когда то рос высокий лимон, и необычным казался в детстве запах его крупных, словно глянцевых листьев.
Фотография – еще одно дедушкино увлечение, в котором он достиг определенных высот мастерства. Саянские хребты, бурные пороги, цветы, птицы и, конечно, портреты родных и друзей. Все это было в его жизни, все это остается с нами…
Книжный шкаф и 30 томов Большой Советской энциклопедии за стеклянными дверцами. Кладезь знаний. Открываешь наугад любую книгу и погружаешься в мир неизвестных слов, имен и фамилий…
Все мое детство было связано с дедушкой. И даже не с дедушкой а с ДЕДУШКОЙ. Мы ходили с ним по лесам вокруг Красноярска. Летом и осенью – за грибами и ягодами, весной – за березовым соком, а зимой – просто покататься на лыжах, лазили по скалам на «Столбах». Он знал, как называется каждая былинка у нас под ногами, рассказывал, как свистит иволга и как кричит кедровка.
Таежный вечер. Месяц юный
Глядит, как в зеркало, в реку…
Моя палатка в свете лунном
Одна на тихом берегу.
Костер погас и отгорели
За речкой факелы зари…
В лугах за Канном коростели,
Да не один, а целых три.
А я забыл, что под луною
Есть в этом мире коростель.
Сто лет не слышал. Над волною
Всю ночь скрипит дергачья трель.
Я слушаю ее, как чудо,
Как позабытый детский стих.
И вспоминаются минуты
Далеких лет и мест иных.
Их не измерить общей меркой,
И прелесть их у всех своя,
Но зачеркни их – и померкнет
Святая книга Бытия.
Эти уникальные уроки живой природы до сих пор остаются в памяти. И без преувеличения хочу сказать: самым главным и лучшим учителем в моей жизни был и навсегда останется ДЕДУШКА. Ему хочу сказать это последнее «спасибо»:
Спасибо! Ты меня учил
Лесному языку,
Мелодиям ручья
И письменам травы,
И азбуке дождя…
С природой я на «ты»…
Спасибо! Ты мне говорил,
Как путь по звездам знать,
Рюкзак собрать, узлы вязать
И на скале стоять.
Спасибо! Ты меня любил
Любовью безусловной,
Как ангел мой меня хранил,
Звездой был путеводной…
Вот бегает по полянке маленький Михаил, босоногий мальчишка, названный в дедушкину честь. Бежит, радуется лету, солнцу, теплу, что-то строит в песочнице, набирает в ведерко воду, поливает вишневый куст, лихо крутит педали на трехколесном велосипеде – у него масса таких важных для любого малыша дел. Твоя жизнь, ДЕДУШКА, продолжается в этом светлом мальчике с таким же, как у тебя именем. Все мы гости на этой планете, и когда-нибудь мы все с тобой встретимся, а пока живем – любим и помним.
Бежит тропка в неведомом лесу.
Что там за поворотом, все незнамо.
Я той тропой не груз, а жизнь несу –
Все больше под гору и редко прямо.
И недалеко где-то есть обрыв…
Я упаду в поток воды холодной
Под сень седых моих плакучих ив –
И сам седой, никчемный и бесплодный.
И все…И все… Я не жил тут в лесах,
А только шел предписанной тропою…
Скажу: «Прощай, волшебный старый сад,
Я б взял тебя на все века с собою,
Ноты не мой. Ты нужен всем - другим,
Ты сохрани их, Сад, и сбереги.
Мария Величко