Ури Цви Гринберг
Цикл стихотворений, написанных
во второй половине
двадцатых годов двадцатого века
Многие покорили высоты мы,
Достигли небес самолётами,
Но чудесной чаши не добыли,
И остались там же, где и были.
В детстве мама пела без конца:
Золотой козлёнок у крыльца,
Принесёт добро и благодать.
Нет козлёнка и напрасно ждать.
Чёрная упряжка у ворот –
Вот и всё, что каждого здесь ждёт.
Есть гроб, покрывало и чёрные кони,
Идущие тяжко под грузом скорбей,
Могильщик с лопатой тупой
И с белой тканью портной,
И смерть, что всех сильней.
Где Сократ, Анакреон?
Остались одни творенья.
Но мне дороже тихий стон,
Чем мудрые все изреченья.
Грош тебе, сноб!
Есть жизнь после смерти?
Вот - мой сморщенный лоб.
Ноготь мизинца,
Что я отломил,
Важнее мне был.
Важнее свежесть
Рубашки простой,
Пахнущей чистой водой,
Чем в космосе пылью летать...
Грош любящим рассуждать!
Секрет нашей грусти
И упрямства прост -
Неизбежность смерти.
Ночью муж познаёт жену
И плод зарождается в ней.
Девять лун носит дар она
В чреве, что могилы тесней,
Понимая, что на земле
У смертных доля одна.
И от боли кричит жена,
Принося в мир дитя родное.
От душевной бы боли стенать
Ей в белых больничных покоях.
Страшное слово на всех языках "смерть"
Добавят к имени моему, твоему.
Как не грустить в череде пиров.
Песнь отзвучит, а на сердце страх –
Мысль о смерти стучит в висках.
Может, у женского плеча
Искать защиты от времени-палача?
Всё очень просто:
Мёртвым гнить под землёй, в аду,
В доме своём спать живым,
Зная, что где-то могила ждёт
И сменится один сон другим...
После похорон домой спешат,
Отходя от могилы, отводят взгляд.
Омоют руки водой ледяной,
Пойдут посидеть в тепле -
Приятно быть живым на земле
Щедрой такой.
А в комнате свет золотой.
Люди печальны, ведь смерть их ждёт.
Пред тайной смерти все равны.
Между «вчера» и «завтра» страх.
Сладость незнанья таила яд.
Взрослым стал, крепким как кедр,
Отчий покинул дом,
Но между «вчера» и «завтра» страх.
Девять медовых бы месяцев вернуть,
После которых с кровью пришёл в этот мир,
Где между «вчера» и «завтра» страх.
Хотел бы узнать: найдётся ли тот,
Чья радость все беды затмила.
Хотел бы узнать: найдётся ли тот,
Чья грусть все надежды убила.
Так дорог нам жизни каждый час,
И утром заря и под вечер,
И смена времён, которая нас
И к смерти ведёт, и лечит.
Ночью смерть нас пугает
Вселенским огнём,
Но бледнее свечи
Она кажется днём.
Да и вид похорон
Днём не вызовет страх
У того, кто способен
Стоять на ногах.
Только тяжесть ночей –
Словно смерти печать,
Как предчувствие, призрак
Опять и опять.
Тяжко телу: болезнь
Бродит скрытая в нём.
Хочешь встать... Да отыщешь
Сочувствие в ком?
Рок всевидяще-незримый
Навёл на каждого лорнет.
Как Мефистофель сыт и тих,
На любой вопрос готов ответ.
А на полюсе скорби – пир горой.
Что для жующих званье и пол?
Им не слышно своих сердец,
Как часов, помещённых в чехол.
Ждут, когда придёт
Музыкант во фрак облачённый,
Похоронный сыграет марш
Миллионам,
Миллионам.
Но на полюсе скорби хотя бы один – бунтарь.
Так дождь ночной гремит в трубе,
Рыдает ребёнок, а в глазах краснота.
Вот Всевышний дары разложил – красота,
Да у столика жизни длина не та –
Падает ложка, не дойдя до рта,
А пред глазами – могильная чернота.
К полному счастью этот мир не привык.
Одежды шьются для мертвецов,
Могилы друг к другу впритык.
Заревел бы хоть кто-то как бык.