Таинственный незнакомец, необъяснимо сыгравший на моем чувстве эстетики, столь же мало похожий на эталон добродетели, сколь вселенская любовь похожа на здоровые интимные отношения, зашел ко мне этой ночью. И вот мы с ним сидим за столом, я с интересом заглядываю в его кружку с холодным черным питьем и - нет-нет, да и пригублю свой стакан с молоком. Хотя мы-то договаривались пить чай… Ночь пуста, как глаза алкоголика. Мы философствуем. Говорим о том, что, если бы по разные стороны улицы повесить две вывески, одна из которых будет гласить "Спасу вашу душу", а другая "Добро пожаловать на бесовский шабаш", то народ явно потянется ко второй. Я рассматриваю своего гостя и нахожу, что его внешний вид продуман до микроскопических аспектов; я вижу, что собеседник мой стилизован до последней ниточки. Он спрашивает огонька, я зажигаю спичку и огонь впаивается в маленький котлован его изящной трубки, а из ноздрей выбредают густые дымные потоки. Таинственный незнакомец проводит аналогии и параллели между вещами из разных миров, сопоставляя шекспировский сонет с дробилкой для шишек кедра и жопу с пальцем, и все же в итоге мы дивным образом приходим к тому, что девяносто процентов мужского населения Австралии никогда в жизни не ощущали чувство патриотизма. Таинственный незнакомец, странно сыгравший на моем чувстве эстетики, обрек меня на туманное обожание своей персоны. Зная наверняка, что когда он уйдет, на его месте останется двусмысленная пустота с привкусом загадки, он учтиво попрощается и закроет за собой дверь. А я знаю, что утром пойдет дождь и будет хорошо. Вот так. Несмотря на все, что подарил мне таинственный незнакомец, виртуозно сыгравший на моем чувстве эстетики, я знаю, что утром пойдет дождь. Просто пойдет дождь. И будет просто хорошо…
Приходит утро и завязывает узелок, продолжая нить извечной паранойи. Всю ночь мне снилось, что я не могу заснуть и, пораскинув мозгами, я понимаю, что я действительно не мог заснуть всю ночь. Бессонница, эта бледная истеричная барышня с лицом не первой свежести металась по комнатам и била посуду, кричала, что я идиот, что я, мол, испортился и пошел по наклонной. А я глуповато улыбался, рассматривая свои ногти, думал, что все не так уж плохо. В конце концов, во мне течет нормальная стопроцентная, концентрированная кровь без примесей, на которую я имею полное право, и тысячи осатанелых зверьков живут у меня в мозгах. Таинственный незнакомец, самозабвенно сыгравший на моем чувстве эстетики, уже не кажется таким реальным и карты таро советуют мне послать к чертям поиски смысла жизни. Подходя к зеркалу, я вижу стайку мистических бабочек, кружащихся над моей головой, я нахожу себя похожим на сентиментального маньяка, который послан в мир, чтобы зарубить всё живое, но слишком чувствителен и мягок для этого. И все-таки он слоняется по кругам почтенных семей, сознавая, что когда-нибудь ему придется всех их прикончить и, заливаясь кислотой нечестивых слез противоестественно и внутрь. Все это странным образом пронизывают изумрудно-хрустальные крики ласточек. Эти звуки совершенно особенные – они прокалывают пласты мироздания, не повреждая его, они проникают в сердце самых далеких и таинственных сказок. Крик ласточки – самый острый клинок во вселенной.
Часы слагаются в радужные миллионы и переливаются – то ярче, а то тускнея. Снова приходил таинственный незнакомец, снова я удивлялся, как легко глотает он розовую пузыристую жидкость из своего бокала, ни капли, не пьянея от самогонки, что была в моём. Мы вместе пытаемся, во что бы то ни стало прочитать знаки, запечатленные в моем сердце – на сердце незнакомца нам обоим почему-то негласно наплевать. В этом неблагодарном занятии я дохожу до дьявольского исступления, а мой гость до полной апатии. В итоге нам обоим становится просто до отчаянья смешно. И что было с нас взять? С детей престарелой цивилизации, с последнего тепла от дыхания истории, в которой свершилось уже всё, что только могло свершиться. Мы могли надеяться только на великую любовь, единую, как гвоздь, забитый в темя, серьезную, как первоклассник под дулом заряженного боевого пистолета, беззащитную, как Бог. Постепенно справившись с собой, я выползаю из колодца эгоцентризма, пустого как современная детективная штамповка, и вижу в глазах незнакомца новый огонь нового лукавства новой мудрости. Он уже надевает шляпу и уходит, поигрывая тростью избалованного лирического поэта. А я иду в свою комнату и вижу на кровати спящего ангела - немыслимо прекрасное существо. Смотреть, как спит ангел – это рай для созерцателя, блаженство для созидателя и счастье для простого человека. Тем временем из проржавевших дырявых лат прорастают одуванчики с ромашками. Наши лица становятся благородными. Восходит солнце. Восходит. Солнце.
Я действительно не ведаю, зачем мне понадобилось всё это написать. Возможно всё это влияние таинственного незнакомца, зачем-то непоправимо сыгравшего на моем чувстве эстетики. Я ничего не понял. Я ничего не решил. Я ничего не изменил. Но все-таки сдвинулся еще на один ничтожный миллиметр ближе к сияющей точке самосознания.