Сначала он умер. Потом уже началось все остальное.
Женщина с синяками под глазами, бледная женщина с не беспочвенной депрессией была на секунду приметна уставшим пассажирам трамвая, в котором она направлялась в страну равнодушия.
Сначала он умер, а потом его позвали назад. Он уже почти коснулся сияющего одеяния Отца, но чьи-то навязчивые объятья отвлекли, и этого времени было достаточно, чтобы заплутать в изменчивом тумане, переливающемся всеми цветами и оттенками, но в то же время остающемся беспросветно черным. Его отвлекли, а потом позвали. Эхо носилось то там, то тут в зыбких, призрачных и зеркальных стенах тени. Со временем эхо становилось все более настойчивым, а количество голосов, на которые оно распадалось, уменьшалось, пока не переросло в один настойчивый, повелительный и нестерпимо громкий крик. В следующее мгновение его буквально вырвали из этого чего-то в другое, но только ослепительное, грубое, болезненное и наглое. "Отец!" - хотел он крикнуть, но у него ничего не получилось, вместо этого вырвался бессмысленный крик полный боли и беспомощности.
Впоследствии его окрестили земным именем и поставили на ноги не хуже других. Имя ему было Павел. Не чужд никаким чувствам: от самых низких, до самых высоких, был он. Со всеми признаками маньяка и со всеми признаками нормального человека шел он по своей пыльной дороге жизни, бескорыстно помогая многим и запоминая все как сиамский кот.
Трамвай приехал на конечную остановку. Последний пассажир сошел на две станции раньше, а женщина с остекленевшими глазами продолжала сидеть, глядя в зеркально-черный прямоугольник окна, когда ее заметил водитель.
Павел шел по жизни как все нормальные люди. И, как и у всех нормальных людей, у него не все в жизни ладилось. И, как и все нормальные люди, он не мог назвать причины этому, не мог понять своей главной проблемы. И, тем не менее, расшатывая нервы и зарабатывая себе букет несерьезных, но неприятных болячек Павел подошел к какому-то серьезному порогу. Ранним ноябрьским утром в дверь к нему постучали. Сон улетел паутинкой в форточку, и Павел поспешил открыть. На пороге стояли убийца, висельник, прелюбодей, завистник, предатель и Бог. Все они молили о прощении. А точнее все кроме Бога стояли, нагло облокотившись о дверные косяки и засунув руки в карманы. Они смотрели исподлобья, словно говоря - "Давай уже покончим с этим. Хватит тянуть резину, ничтожество", хотя каждый из них зависел от Павла, каждого из них Павел мог убить одним только словом. И каждый из них ждал от него прощения. И только Бог смиренно стоял на коленях, боясь вымолвить слово. "Прости меня+" - прошептал Он, и это было Его единственным словом. Павел постоял еще некоторое время и простил их всех. Простил их всех, кроме Бога. Когда Павел вернулся домой, то обнаружил свое безжизненное тело на диване среди смятых белых простыней. Когда Павел испугался и хотел выбежать из дома, он провалился в неясный, переливающийся всеми цветами радуги мрак.
Водитель трамвая подошел к женщине поближе и хотел, было, с ней заговорить, но та вдруг сильно сжала кулаки и заплакала, мерно покачиваясь на сиденье: "Зачем?.. Зачем я это сделала... Солнышко мое... Где ты?.. Я хотела назвать тебя Павлом+ Павлуша, откликнись!..." - запричитала она.
Сначала он умер.