Я юность помню, как сейчас:
сверкала золотистым лаком,
из-за меня сходились в драку
кларнет и грозный контрабас.
Я предвкушала красоту
балов, концертов и кадрилей. . .
Да на какую же беду
меня вдруг барду подарили!
Повсюду стал таскать меня
он за спиной, в футляре тесном,
чтоб на заре сырого дня
промокшим любоваться лесом.
А у трескучего костра
присесть на бревнышко иль камень
и прокопченными руками
терзать мне струны до утра,
чтоб подхватив мотив любой,
разлив вино по грязным кружкам,
его приятели-подружки
надрывно пели про любовь.
И вовсе уж не стало сил,
когда пытаясь влезть украдкой
в сопящей тесноте палатки
на гриф мне кто-то наступил.
Эх! Вспыхнули б мои колки
в тот миг калеными углями!!
Эх! Лучше б я была граблями,
или имела кулаки!!
На утро он на мне, больной,
решил аккорд освоить сложный.
Я рассердилась невозможно,
и барда щёлкнула струной.
Пускай походит с синяком!
. . . Но вдруг, на этом фестивале,
его талантливым назвали,
вручая глянцевый диплом.
По струнам разлилось тепло,
сверкнули трещинки на деке.
Да… Все же быть мне с ним навеки.
Мне с этим чудом - повезло!