Вы бывали летом в Санкт-Петербурге?
Летний вечер в Питере это как чья-то плохая шутка: на часах половина одиннадцатого, а все вокруг выглядит так, будто часа четыре дня. Спать поначалу сложно...
Но сейчас они мало времени тратили на сон - не могли насытиться друг другом. Даже странно. Что они так подошли друг другу. Конечно, он представлял себе их встречу, их разговоры.. но никогда не предполагал, что будет так... Как только он ее увидел, как только она, не сдержавшись, с разбегу упала ему в объятия, как только он обнял ее и вдохнул запах ее шеи.. у него возникло странное ощущение, будто все детали огромного пазла разом сошлись. Это было будто вдох после глубокого погружения, будто анестезия, смывающая гору боли. Это было так, как будто теперь все на своих местах. Весь тот день они провели вдвоем.
Он не поднимал телефонную трубку. Она поднимала, а он нет. Ему не хотелось разбавлять ее другими голосами. Они гуляли по городу, но, если вы спросите его сейчас, то он не вспомнит ни одного места, где они проходили. Потому что он не мог ни на чем сосредоточиться - сердце ухало так, что было почти больно и в голове пульсировали волны. Не боли, нет. Волны... счастья? Он даже не помнит, о чем они говорили и что друг другу успели рассказать... Даже немного стыдно за это.
Он очнулся только тогда, когда они оказались у метро. Взглянул на часы - одиннадцать. А казалось часов пять. Белые ночи, вы же помните.
- На какую тебе станцию? - спросила она. Вопрос не сразу достиг мозга. Он смотрел в ее глаза, пытаясь стряхнуть с себя отупение. Поджал губы.
- Ммм?
- Завтра на работу... - сказала она, как будто оправдываясь. И, кажется, слегка погрустнела, опустила глаза, смутившись. Вот тогда это впервые и случилось. Огромный шар нежности прошел по всему его телу, сжав желудок в узел, разлился пламенем в груди и сдавил горло. Она была такой ошеломляюще реальной... Такой невыносимо близкой и красивой... Не задумываясь, он подошел ближе, приподнял ее подбородок кончиками пальцев. Она выглядела растерянной и смущенной. Прижался губами к ее губам, сначала легко, потом все настойчивей. Его руки лежали на ее талии, прижимая к себе сильнее. Он слегка дрожал. По телу шел высокоразрядный электрический импульс. И было сложно держать себя в руках. На какой-то момент он даже испугался, что перегнул палку, что поторопился и напугал ее. Но когда он, закончив поцелуй, прижался лбом к ее лбу и закрыл глаза, стараясь совладать с дыханием, она слегка укусила его нижнюю губу.
Он приоткрыл глаза. Она улыбалась. И тоже дрожала.
"Значит, не напугал" - подумал с облегчением и улыбнулся в ответ.
Так было в начале. Но кто же мог предположить, что твой маленький котенок однажды превратится в разъяренную, дикую кошку?...
- ... и в этом случае крысы показывали поразительные результаты, предпочитая, чтобы током било их, а не их соседа..., - Кирилл замолчал на секунду, оглядывая друга. - Ну и рожа у тебя. Будто с гориллой поцеловался.
Женя автоматически провел ладонью по расцарапанной щеке. Да... вот тебе и котенок...
- На асфальт упал.. споткнулся...
- Да? Гравитация! Какая же ты сука! - ухмыльнулся друг. - Что на этот раз не поделили? Очередь в ванную?
В ванную... а также чашку, ложку, тарелку... смешно...
- Сколько лет тебя знаю, - Кирилл ткнул пальцем в синяк на шее, - Но не думал, что у тебя садо-мазо наклонности.
Жек отмахнулся от его руки.
- Что там уже с твоими крысами? - попытался он сменить тему.
- Нет уж. Сейчас тебе не биологию, а психологию зависимости бы почитать.
Кирилл явно издевался, но легче от этого не было. Это ведь правда. Им всегда очень нравилось выводить друг друга на эмоции. Всеми способами. Сначала - морально. Теперь - физически. Как будто игра "сделай другому больно", и они оба подписались в ней поучаствовать. Сейчас он все чаще проигрывал в эту игру.
Надо отвлечься.
- Ладно. Пошли лучше накатим по одной.
- Это дельное предложение!
Наперегонки, толкая друг друга, они спустились в один из подвальных баров Питера. Здесь продают отличную текилу...
- Любовь на поводке... Любовь на поводке.. любовь, любовь, любовь.. на поводке...
Она бормотала под нос, чуть нараспев. Жек лежал, откинувшись на подушки. Она сидела у него в ногах, пришивая пуговицы к майке. Она вечно что-нибудь клеила, пришивала, вылепливала. Ей всегда всего было мало, недостаточно, обыденно, не так.
Он глядел на нее молча. Умиротворение. Из музыкального центра струилась мелодия.
"Что это? Что-то знакомое...". Что-то тягучее, жаркое и густое доносилось из колонок. Что-то, от чего неприятная испарина покрывала спину.
- Что за фраза? - спросил он, стараясь отмахнуться от навязчивых, неприятных ощущений.
Она подняла глаза, прищурившись. Затем улыбнулась и пожала плечами.
- Не знаю. Услышала где-то, теперь в голове крутится. Любовь на поводке... Красиво звучит. Тебе нравится?
Он пожал плечами:
- А должно?
- Конечно! - она откинула работу и, медленно скользнув вдоль его тела, улеглась рядом с ним, уставилась в глаза. - Это ведь про нас.
Он мог смотреть в ее глаза часами, не замечая этих часов. Просто сидеть и пялиться. Поначалу ее это смущало. Потом стало раздражать. Потом злить.
Но иногда она была не против. И сама смотрела на него также пристально. Наверное, в эти короткие минуты они и были действительно счастливы...
Полжизни за эти глаза....
Он смотрел на нее и вдруг почувствовал резкий укол. Вздрогнул, опустил глаза на грудь. Она уколола его иголкой ровно посередине. Из маленькой раны выступила кровь.
- Твою ж мать! Зачем ты?...
Она пожала плечами:
- Хотела знать, что будет...
Любознательность - двигатель процесса.
Этим словом оправдывалось слишком многое. Заорать друг на друга. Разбить вазу об пол. Швырнуть тарелкой. Уйти неизвестно куда на целую ночь... Целовать в баре какого-то мудака...
Это все лю-боз-на-тель-ность...
А он теперь в синяках и ссадинах. Потому что ему слово "любознательность" не нравилось.
Не разговаривать и не видеться две недели - тоже очень интересно.
Он думал тогда, что сможет уйти. Но эти две недели были Адом. И в конце Ада он сидел на ее лестничной площадке всю ночь, а она пришла только под утро, уставшая и нетрезвая. Увидела его и не удивилась.
Минут пять они молчали. Или больше? Она привалилась плечом к двери, обкусывая ногти. Он не двигался.
- Ты мне снишься, - сказал он, наконец. - Я без тебя заебался.
Она кивнула, помедлив, открыла дверь, и придержала ее для него.
- Жек! Жеееек!
Настойчивый, веселый, пьяный голос вытащил из пучины мыслей.
Жек поднял взгляд от бокала виски с колой и огляделся. Шесть пар глаз смотрели на него и смеялись. Нахер Кирилл их позвал? Сегодня ни с кем не хотелось общаться.
- Оставь, оставь! - крикнул Игорь, размахивая руками и хватая Лекса за запястья, - Оставь, он не с нами!
- Да, да, да! Судя по его красивой роже, ночь у него была бурная! Жек, жесткий секс имеет место быть?!
Они дружно заржали, Жек залпом допил, выложил на стол несколько купюр, встав, и двинулся к выходу.
- Жек?! Жек! Да ты че, обиделся! - раздавалось вдогонку. - Бля, слюнтяй! Побежал к своей...
- Да оставь, остынет! Давайте еще по одной!
Улица встретила холодом и сыростью.
Само собой потянуло на набережную, к тяжелым гранитным оградам. Даже они не удержат.
Странно, что недавно было лето. Летом было все по-другому. Он вдохнул полной грудью свежий осенний воздух и закурил. Колечки дыма поднимались плавно вверх.
Раньше все было по-другому.
Но раньше закончилось...
Ваза была красивой. Даже его весьма сомнительного вкуса хватило, чтобы оценить это. Белая, в узоре цветов, тонкое стекло...
Обычно в ней стояли цветы, которые он иногда приносил. Интересно, где она ее купила? Там еще есть такие? Или это подарок? Интересно, она хрустальная? Похоже на то...
Липкие мысли под стать липкой крови из раны на голове... На белых осколках хрусталя рубиновые капли. Красиво.
- Сука, - он услышал свой голос, совсем бесцветный и равнодушный. - Долбанная истеричка.
Она сидела в углу, у шкафа, куда он ее зашвырнул после того, как ваза соприкоснулась с его головой. И молча смотрела на осколки в крови с каким-то удивлением.
"Могу поспорить, со стороны это выглядело впечатляюще!" - подумалось вдруг.
Жек поднялся с пола и пошел в ванную. Тошнит.
Аккуратно смывал влажным полотенцем кровь с лица и волос. Щека разодрана. Хоть бы бить научилась нормально сначала, идиотка...
Он швырнул полотенце в раковину, прошел в комнату, надел чистые вещи. Она все так же молча сидела на полу.
Жек прошел в прихожую, стараясь не вляпаться ногой в стекло.
Или в хрусталь?
Надел кеды, куртку...
- Жень, - он обернулся. Она стояла в проеме двери. Плакала. - Не уходи...
Он нацепил на плечи рюкзак. Проверил в нагрудном кармане куртки наличие сигарет. Она взялась за его рукав осторожно, он резко вырвал руку.
Надел наушники плеера.
- Не уходи! - схватила его за руку, - Женя! Не уходи!
Он оттолкнул ее. Сильно. Ударилась рукой об угол двери.
- Иди ты к черту, - бросил тихо и вышел на улицу.
Холодно. Темно.
Жек дыхнул на заледеневшие пальцы. Надо бы купить перчатки.
Бородатый интеллигентный бомж подошел и вежливо попросил сигарету. Интересно, гопники в этом городе тоже извиняются, прежде чем набить тебе морду?
Парень протянул мужчине сигарету, дал прикурить. Затянулся сам. Бомж внимательно посмотрел на него, его помятый вид.
- Эх, брат, шел бы ты домой. С таким раскрашенным лицом недолго в милицию попасть. А дома, глядишь, барышня пожалеет, приласкает.
Бомж показал крепкие, коричневатые зубы. Жек усмехнулся:
- Если не убьет сначала.
Протянул мужчине оставшуюся пачку сигарет, нацепил наушники и пошел к дому.
Она потянулась, сбрасывая одеяло. Жек приник губами к ее плечу, обняв. Он целовал утреннюю кожу, вдыхая ее такой родной запах, ловя на ней губами солнечные лучи. Сердце бьется очень ровно. И никуда сегодня не надо. Как хорошо. Он зажмурился.
- Ты бы убил меня? - спросила она вдруг, задумчиво глядя в потолок.
Он даже привстал на локте:
- Чего?
Она перевела на него глаза:
- Убил бы меня?
- Дура совсем.
Он отвернулся, улегшись на живот. Почему ей так нравилось все портить? Разбивать его спокойствие и наслаждение?
Она грудью легла на его спину, целуя ухо. Он закрыл глаза.
- А если бы я ушла?
Жек усмехнулся лениво. Это он все время уходил. Она даже не пыталась. Ни разу.
- Ты не уйдешь.
Потом он проникал в нее, медленно, нежно, целуя веки, скулы, шею, шепча на ушко в безудержном порыве ее ему принадлежности: "Люблю.. люблю.. люблю..."
Жек добрался до дома к трем утра. Открыл ключом дверь, тихо разулся, бросил рюкзак в угол. Рубинового стекла на полу больше не было. Прошел в комнату. Она не спала. Просто лежала с открытыми глазами под одеялом, глядя в стену.
Он лег позади нее, крепко обняв. Дуя в ее плечо, прошептал:
- Почему ты не спишь?
- Мне снятся кошмары.
Он целовал ее затылок. Она закрывала глаза.
- Сегодня они не будут, - произнес он. - Сегодня все по-другому.
Шепот:
- Я думала, ты не придешь.
Он помолчал.
- любовь на поводке... любовь на поводке... - повторил он тихо ее фразу.
Затем на некоторое время замолчал, складывая в голове слова. И, едва касаясь губами ее уха, зашептал:
- Избитыми венами в кровь, разбитыми намертво пальцами,губами ран нежно касаться.. ты шепчешь: "такая любовь"... и начинаешь кусаться. И сколько бы не уходил - всегда к тебе возвращался. Безумную нежность неся, боль пропуская сквозь пальцы, у ног твоих замер и больше не знаю, куда мне идти без тебя...
Жек остановился возле спальни, оперевшись плечом на косяк. На плече висело полотенце, в руке - разделочный нож.
Он готовил ужин.
Она кидала в сумку свои вещи.
Понаблюдав с минуту, он произнес:
- Что ты делаешь?
- Вещи собираю.
Жек помолчал, постукивая ножом по двери. Опять начинается. В воздухе порхал запах приближающегося скандала. Это нервировало.
- Ужин почти готов.
- Я не хочу.
- Ты же просила курицу.
Она закрыла сумку и обернулась:
- Я ухожу, Жень.
Снова пауза. Мыслить было как-то сложно. Женя оглядел комнату: без ее вещей она выглядела... обычной.
- Куда?
- От тебя..
Он молчал. Она взяла сумку, прошла мимо. Духи щекотали ноздри.
На автомате он схватился за ручку сумки. Она остановилась.
- Куда? - повторил он глухо.
- Это не может продолжаться, Женя. Мы друг друга мучаем. Я больше так не хочу...
Она все говорила, и говорила, и говорила... Но смысл слов не попадал в его мозг. Он словно разом отупел, просто стоял и смотрел на нее. В ушах зазвенело - он с силой смахнул со стола чашку. Осколки заплясали на полу. В нем поднималась волна гнева.
Она вздрогнула и замолчала, убрав руку с сумки. Он отшвырнул ее в угол.
- Я люблю тебя, - сказал без всяких эмоций. Как робот. Как будто говорил об ужине...
Она плакала.
- Это не любовь. Ты понимаешь? Это уже не любовь! Мы друг другу глотки перегрызаем! Так не любят!
Поморщился, переведя взгляд на осколки чашки. Нервно зашагал из стороны в сторону, потирая пальцами лоб, сжимая и разжимая рукоять ножа. В голове крутилось только: "я солил курицу? или не солил? или все же солил? Какая-то чушь..."
- Я потом приду за вещами.
По голосу было ясно, что не придет.
Нет, нет, нет, нет...
Она шагнула к выходу, но он схватил ее, прижимая к себе изо всех сил, бормоча:
- Все будет хорошо. Вот увидишь. У нас все будет хорошо. Я не смогу без тебя. Все будет хорошо...
- Женя... отпусти. У нас не выходит, видишь? Отпусти! - Собравшись с силами, она оттолкнула его: - У нас больше ничего не будет, ясно? Ничего!
Как замедленная съемка... Вот она делает шаг, собираясь оставить его одного навсегда. Вот в его руке тяжелеет острый кухонный нож.
И тогда он перестает им вертеть.
Он хватает ее за плечо, резко притянув к себе. Нож входит в солнечное сплетение. Так мягко. Как будто там он и должен быть.
Он прижимает ее к себе и, кажется, плачет, вдыхая запах ее плеча. Она пахнет стиральным порошком, духами и теплом.
И она не кричит.
Он обнимает ее, и ее рука на его руке, сжимающей рукоять ножа в ее теле. Так близко. Так тепло. До горячности.
- Тшшш... Тшшшшш.... - он целует мочку ее уха, его голос дрожит, - У нас все будет хорошо. Вот увидишь. У нас все будет хорошо.
Её мягкие светлые волосы на его глазах. Через них все цвета мира словно приглушеннее. Они пахнут ванилью.
Ее кожа на его губах.
Ее дыхание на его шее. Неровное. Сбивающееся.
Она откидывает голову назад и целует его. Так нежно. Как она целовала его в первую ночь. Трепетно, мягко. Теплые губы на его губах. Неспешные.
В ответ он целует ее жадно. Стараясь удержать. Стараясь сохранить в себе это ощущение навсегда. Это ощущение мягких губ на своих губах. С металлическим привкусом в них.
Потом он сидит на полу, возле кровати, и ест курицу, таращась в стену. Нож лежит рядом с ним, вычищенный и сияющий. Ее тело бережно омыто от крови. Странно, что ее было так немного. В фильмах показывали больше.
Слезы высохли. Истерика кончилась.
Теперь он с удивлением смотрел на разломанную мебель и разбитые вещи. Как будто это сделал кто-то еще, только не он.
Он ест жадно, быстро, стараясь не думать.
Потом отставляет тарелку, кладет подбородок на руки. Руки - на кровать.
Она такая красивая. Она как будто спит. Спокойная, нежная, умиротворенная.
Он целует ее холодеющие губы. Самые красивые на свете. Целует ее пальцы, тонкие и хрупкие.
Он гладит ее волосы. Светлые, шелковистые. Их приятно сжимать в руках.
Как спящая принцесса.
И ее верный пес всегда у ее ног...
"...Как на поводке... Ты как будто пес у нее на поводке!" - Кто-то кричал ему однажды. Кто это был? Кто это был?
Задумчиво ходит лезвие ножа по пальцам... Мысли путаются и ускользают.
Лезвие плавно скользит по венам запястья.
А из колонок удушливо льется Вагнер.
6 октября 2009