Замучила несносная жара, земля горит от обжигающего зноя. Родить не может (а была щедра), вся в трещинах и в иглах сухостоя. Пожухла раньше времени трава, на небе нет ни облачка, ни тени. Горячая от солнца синева убийственна для зелени растений. И полный штиль, а воздух как сироп, пыль оседает на вспотевшем теле, и словно настоящий эфиоп, бредущий к дому путник еле-еле. Отмахиваясь от слепней и мух, назойливо жужжащих перед носом, гоняет стадо нанятый пастух по вытоптанным, выжженным покосам. Но вот подул с заката ветерок, чуть колыхнулись на деревьях листья, пыль закружила в полосах дорог и горизонт подчеркнут тонкой кистью мазками черной краски. Быть грозе. Попрятались, исчезли в небе птицы и скрылись где-то в лесополосе. Вот засверкали вдалеке зарницы. Крепчает ветер, разбежались куры, как будто тетки, подхватив подолы. И небо стало цветом черно-бурым, и засверкали по нему расколы. И долгожданный дождь пошел стеной, и ветер с силой близкой к урагану как будто необъявленной войной ворвался во дворы подобно Хану, перевернул забор, сорвал листы (с соседской крыши) и унес их в поле. Он разорвал теплицу в лоскуты и их развесил все на частоколе. Ужасный гром, раскатисто гремя, ударил вдруг в небесные литавры, и небо словно рухнуло плашмя,и ярким светом молнии удары... Но вот прошла ударная волна, и ветер стих, накрапывает дождик. Земля вздохнула, вновь оживлена. Ее раскрасил снова дождь художник.