О любви
Не люблю роз, не люблю сирень, не очень люблю березы. Не потому что они плохи по-моему, а просто я их не чувствую почему-то. Могу на них полюбоваться, восхититься их совершенством. Отдать им должное в виде признания их права на любовь. Ведь большинство любит розы, сирень и березы.
Значит ли это, что я – против большинства? Или не как все?
Вовсе нет, потому что тоже люблю, но объектами для моей любви являются марьины корни, сосны, дикий шиповник. Но, любя то, что люблю, я уважаю право на любовь и понимаю тех, кто любит то, что не люблю я. Ведь то, что ты не любишь - не обязательно плохо. А то, что любишь ты, не обязательно хорошо для тех кто, возможно, в глаза не видел дикий шиповник и марьины корни.
Конечно, предпочтения наши обусловлены тем или иным опытом: миллиона алых роз, к примеру, у меня не было, хотя розы были и есть тогда, когда положено…
А вот поляны и ложки, усыпанные цветущими марьиными кореньями, были, и не один раз, но особенно хороши они были, когда я, нося под сердцем первенького своего, совершала ежедневные прогулки к ним, по пути ягоду пощипывала, клубнику полевую, а с цветами целовалась, нарадоваться не могла. Дикий шиповник рос в палисаднике моего деда, собственноручно принесенный им из леса. Под соснами располагался родильный дом, в котором я появилась на свет.
Опыт у каждого свой, неповторимый, тем и уникален.
А вот чувство любви, пожалуй, для всех - одно. В этом, я, как все.
Почему мы, снова и снова, каждый в отдельности, и все вместе, раз за разом, не даем друг другу пользоваться и наслаждаться тем, на что все имеем одинаковое право, от рождения?
И это право любить и быть любимым. В этом мы все равны, хотя объекты могут быть самыми разнообразными.
Что такое любовь? По мне - это состояние «душа на месте». Это состояния покоя, умиротворения, отчасти невесомости даже. Возможно, это и есть чувство полета. О котором мы все так много говорим, но мало кто может доступно объяснить его. Описать, тем более, хотя те, кто его испытал хоть раз, снова и снова стремятся вернуться к нему.
И это состояние может чувствовать каждый, каждый на него способен. Независимо от места рождения, национальной принадлежности, социального статуса. И это то, что нас объединяет. Ну, или должно объединять. Но в современном мире именно желание обретения этого состояния становится все большей и большей причиной для раздора.
А все почему? А все потому что, любя то, что мы любим, или, желая любить, мы отбираем это право у живущих с тобой по соседству. То есть мы хотим любить не сами по себе, а за счет соседа. Будь то сосед по лестничной площадке или по матушке Земле.
Приведу один только, но глобальный пример, затронувший большинство ныне здравствующих и глубоко несчастных теперь людей родившихся, состоявшихся, как личности, в Советском Союзе.
Возможно, причины развала СССР, были объективными. Не хочется здесь углубляться в те дебри. Задача этих размышлений в другом.
Дело не в том хорош был или плох Советский Союз, но в том, что жизнь миллионов родившихся там, выросших, состоявшихся людей, после его развала разом была объявлена недействительной. То есть любовь наша вроде была не любовь, состояние счастья, покоя, умиротворения, которое мы испытывали там по разным причинам вроде как по нынешним временам менее качественное, а, по мнению особо рьяных, так и вовсе – грязное.
Хотя состояние это не бывает менее качественным или более, любишь ли ты березу или сосну. Объекты любви разные. Но чувство качественно не отличается.
Или пример уже из современной действительности, когда бывшие соотечественники, некоторые, доходят в своих доводах по поводу того, что их новая родина любви достойна больше, чем Россия, потому что звезды на небе там почему-то качественнее. Как-то я спросила, не выдержав абсурдности, смехотворности таких доводов, каким качеством они там лучше, жирнее что ли? На что получила ответ в грубой форме, что мне, дескать, не понять… Возможно, они там крупнее, ярче смотрятся, потому что южные ночи темнее. Но при чем здесь родина –лучше, родина- хуже…
Уж и не говорю про религиозных фанатиков разного рода, которые и между собой-то не могут договориться кто из них больше и качественнее любит своего кумира, а уж кто молится другому и вовсе- не такие.
Хотя, как известно, "Бог есть любовь", но мы снова и снова путаем любовь в себе, не к себе, но в себе!, которая и есть Его частица в нас, и любовь к Нему, как к идолу. Разве Он об этом нас просил? Он просил нас о том, чтобы мы любовь в себе культивировали, а не сеяли ненависть по поводу чей кумир лучше. И любовь к сосне и березе- это тоже Его частица в нас. Как кровь отцов земных наших в наших жилах красной жидкостью, так кровь Отца нашего небесного в наших душах- любовью. И если кто-то не молится, расшибая лоб, а просто любит свою семью, свою работу, свое отечество, это не значит, что этот "кто-то" не знает Бога. Он любовь знает. А "Бог есть любовь"
Возможно, мы построим что-то гораздо более разумное, доброе, вечное, чем все, что было построено в прошлом. Я на это надеюсь очень и верю в это. Но вряд ли это произойдет, если мы не перестанем унижать право на любовь одних, возвышая тем самым других.
Большей лжи быть не может. Ото лжи - ложь. Разрушать ради того, чтобы сообща построить что-то новое и прекрасное - это одно, разрушать ради того, чтобы возвыситься самим на останках чьей-то любви, объявив новую любовь - лучшей, большей, настоящей- это ложь, на которой разве можно некоторым, особо рьяным, поживиться, но построить ничего нельзя.
Любить всех и все невозможно. Это как объять необъятное. Да и не нужно, в этом нет необходимости.
Допустим, я люблю своих кошек, а кошек соседа не люблю. Потому что я их просто не знаю, в глаза не видела. Знаю только по его рассказам, что они у него есть и что он их любит. И я уважаю и понимаю его чувство к его кошкам. Но мне их душить в объятиях совсем не обязательно, они в моих объятиях не нуждаются.
Так и с Советским Союзом, любить его не нужно, тем, кто его не знает, тем более. Но уважать чувства тех, кто чувствует... считаю необходимым.
Любовь того, кто любит баобаб, не больше той, кто любит одуванчик, и не более вечна.
Давайте же позволим друг другу любить то, что мы любим, и не любить, то, что любить не можем в силу разных причин. Давайте уважать право друг друга на любовь и само это состояние. Не унижаясь и не возвышаясь, - любя!
На мой взгляд, это и есть свобода. И другой не бывает. Да и не надо.
О воздушных шариках
Жил-был корабль, огромный. Условный "Нетитаник".
Единственный такой в мире. Красивый, вместительный, непотопляемый, на атомном ходу...
И жила-была на корабле команда и пассажиры.
То есть, пассажиров, как таковых, не было. Команда - рулила, пассажиры - работали. И были они вместе, будто единый организм, самодостаточный и дружный. Каждый был на своём месте и знал своё место, согласно корабельному уставу.
Так они жили и жили, хлеб-соль ели, мёдом запивали, жили-не тужили.
Но вот была у того дружного коллектива ахиллесова пята - любовь к воздушным шарикам. Шарики производились здесь же, голубые, розовые, жёлтые, зелёные, и надувались по разным поводам... По выходным, или в честь всяких рождений...
Шарики развешивались повсюду и ими любовались, брали их с собой на разные мероприятия, водили хороводы с ними в руках и пели песни...
И допелись, и долюбовались до того, что в одно прекрасное время, шарики осознали себя главными.
- Раз любуются, раз поют - значит не
просто так, значит мы красивые, лучшие. - Поняли о себе шарики.
- Мы же ими не любуемся, мы же вокруг них не поём, - раздувались шарики, окончательно самоопределяясь.
И, так, не долго думая, решили спустить команду и условных пассажиров вниз, а весь верх, а также управление и направление оставить за собой:
- Нас любят, а значит - должны.
Ни команда, ни условные пассажиры, всерьёз их не принимали: - Какие из них управленцы, - посмеивались только, - безголовые, безрукие, название одно...
И, пока, команда и условные пассажиры так думали, шарики заполонили все главные и управленческие места на корабле, так, что втиснуть
ся туда команде и условным пассажирам не представлялось никакой возможности, без того, чтобы не подавить воздушные шарики.
А шарики было жалко: - Тоже ведь - изделия, столько труда в них вложено, что ж теперь - просто передавить что ли? - думали команда и условные пассажиры.
Тем временем, шарики раздувались, разрастались и... не рулили.
- Подумаешь, что тут рулить-то, - думали шарики, - само всё на плаву, чем они тут занимались, люди те, бездельники, делов-то...
Так корабль плыл и плыл, старой памятью.
Команда и условные пассажиры уже приспособились: - Лишь бы не война, потерпим.
Команда забилась в трюм, кое-как следила за мотором, насколько позволяли им шарики, чтобы поэкономнее...
Условные пассажиры молчали по каютам, и уже не любовались на шарики, и не пели песен. А только исполняли прихоти шариков - где подделать, где залатать. - Шарики старели всё же, сдувались, обвисали, условные пассажиры по инерции возобновляли их и латали старые. Шарики без людей не могли существовать.
Но вот, в одно прекрасное утро, что-то забелело вдали.
Шарики были у руля - штурвала, и на носу, корме, и повсюду наверху. И первыми заметили что ждёт корабль в ближайшем будущем...
Ни команда, ни условные пассажиры, крепко обосновавшиеся внизу, ещё айсберга не видели.
Да и приспособились как-то: "Лишь бы не передавить шарики, лишь бы не было войны."
Шарики же, попытались рулить, и поняли - без рук и без головы это невозможно.
Тогда было принято решение немедленно покинуть корабль, дабы не быть раздавленными вместе с кораблём айсбергом. У шариков не было выбора: если бы они позвали порулить людей, люди бы передавили их. Потому что шариков было уже слишком много... И без жертв бы не обошлось.
И, шарики, один за другим, как только чувствовали дуновение ветерка, подставлялись под поток и улетали...
Команда и условные пассажиры умели рулить, да и летать тоже, но не видели опасности...
Вся надежда на то, что какой-нибудь условный боцман Иван, нечаянно, спросонья, допустим, перепутает вход и выход и выйдет на палубу, и сквозь поредевшие ряды воздушных шариков увидит айсберг и скажет: "Ё-моё!"
И, всплеснув и притопнув затекшими конечностями, нечаянно задев несколько, не успевших взлететь шариков, возьмёт штурвал в свои крепкие и умелые,
всемогущие руки))