Ни столбов, ни «колючки», ни стрёмных дворов.
Вдруг очнёшься при гомоне птичьем,
А в углу почивает, угрюм, Иванов
От Петрова ничем не отличен.
Не поймёшь – от чего, и не ясно – к чему,
В утлой свалке вселенской оставлен,
Цепко, пристально смотрит в трюмо, как в тюрьму,
Со страницы прищуренный Сталин.
И затейливо вьётся сквозь форточку дым
Недокуренной трубки кавказcкой.
А за окнами падает дождь – нелюдим
И в овраги струится с опаской.
Да молотит Молохом на площади гром,
Загоняя по спаленкам страхи.
Иванову приснится товарищ Петров,
Посыпающим пепел на плахи.
Но на диво разъяснится, будто вчера
Не барахтались тучи на крыше.
И прикроет снежок от бугра до бугра
Сон багровый указами свыше.
Слой суровый придавит долины с утра,
Словно прочными листьями стали.
Неужели проснуться ещё не пора,
Неужели так жить не устали?