Памяти Игоря Бурака
В халате-мешке, в колодки закован,
Худой Тэмуджин был весной арестован.
До этого старшего брата убил,
Стрелу меж лопаток ему засадил.
Худой Тэмуджин в драной войлочной шапке,
Капканная рысь против миропорядка.
Он ночью уйдёт, и никто не проснётся.
Он всех вас порвёт, Тамерланом вернётся.
А это Вийон, самопровозглашённый
Поэт и бродяга, от копоти чёрный.
Он знает убийц и подонков кампании
От улиц и ям до дворянских собраний.
Сквозь виселицу он убежал из Парижа,
Его мадригалы язык костра лижет.
Из жбана дырявого конский бульон
Губой окровавленной хлещет Вийон.
Нагайка, топор, задубелый армяк.
В Сибирь лезет Тор, огнерыжий Ермак.
Пожаром размечены новые карты,
Кресты в две ладони – казачьи кокарды.
На стругах вертлявых, за Каменный пояс
Идёт лютый люд, псов и воронов помесь.
Под нимбами гнуса жуёт дымный ус
Ермак, запалив за улусом улус.
Фуражка, фуфайка, отметина «нерж».
Лазо двадцать лет. Красноярский мятеж.
С армадой бандитов Читинской тюряги
Простёр до Находки кровавые флаги.
С двумя комиссаршами, Ниной и Олей,
Он спит в губернаторском замке Приморья.
Ощерен на Солнце цепной пулемёт.
Не верьте японцам, Лазо не умрёт.
В Печоре, на кухне в шестом интернате
На плитах погасших сидим мы с приятелем.
Нам повар знакомый приносит обед.
Дымящийся чай, чёрный хлеб, винегрет.
День гасится в окнах, пургой обожжён.
На старой фрамуге рисуем ножом:
«Школа № 5, третий «В» – манифест.
И знак восклицательный, как волнорез.