Ганна Кралль.
Поля.
1
Плебанки не были ни усадьбой, ни поселением, ни хутором, ни селом. Просто были местом, которого нет ни на одной карте.
В Плебанках стояли два дома. На краю леса - небольшой особнячок под красной черепицей. На лесной поляне – деревянная крестьянская хата. У особнячка был колодец с коньком над вОротом.
Вокруг был лес. Росли в нём лиственницы, берёзы, липы и старый дуб, памятник природы. У дуба был толстый кряжистый ствол и узловатые, ревматические ветки.
В Плебанки вели две дороги.
Одна по удобной липовой аллее, мимо дуба. По другой, что покороче, над рыбным прудом, ездили летом и в морозы.
В особнячке жил Генрик Махчиньский, владелец здешних лесов и поместья в Коцке. На каникулы приезжала сюда Поля, его дочь. Когда Поля выросла, сюда приезжали её сыновья. Было много детей, собак и весёлого гомона.
В хате жила няня.
Генрик Махчиньский собирался построить в Плебанках новый, большой дом. Он привёз кирпич, брёвна и заложил фундамент.
Он говорил:
- В Плебанках жизнь будет бить ключом.
Каждый хотел бы, чтобы жизнь била ключом, но жизнь в Плебанках не удержалась.
2
Поля Махчиньская была статной, высокой женщиной. У неё были светлые слегка рыжеватые волосы, карие глаза и сильные руки.
В своём амбаре, на окраине Коцка во время войны она укрывала двадцать пять евреев.
Сыновья Поли заметили их сквозь щели в досках.
Они испугались:
- Мама, какие-то люди сидят у нас под полом…
- Ничего – успокоила их мать. – Это наши гости. Не нужно никому о них говорить, даже дедушке.
Дедушка, Генрик Махчиньский, находился в Плебанках, а муж Поли – в партизанах. О людях в амбаре знали только четыре человека: Поля, оба её сына, и женщина, еврейка, которая пряталась с детьми в землянке.
На женщину донёс поляк, служивший у немцев. Немцы обещали женщине, что они оставят в живых её детей, если она скажет, где прячутся другие евреи. И она сказала:
- У Махчиньской.
3 О О немцах, которые застрелили еврейку с детьми и пошли искать Махчиньскую, нам известно многое.
Американские историки – Кристофер Броунинг и Даниэль Гольдхаген – написали о них серьёзные книги.
Немцы создали Резервный полицейский батальон № 101. Их было пятьсот. Они были слишком старыми, чтобы идти на фронт. До войны все они жили в Гамбурге. Трудились в доках, мастерских, магазинах, в крестьянских хозяйствах и в учреждениях. У них были жёны и дети. Они верили в Бога. В сорок втором году они приехали в Польшу, на Люблинщину.
На рассвете их привезли в местечко Ёзефув. Построили полукругом, и начальник сказал им, что они будут расстреливать евреев.
Он просил, чтобы они, стреляя, помнили о немецких женщинах и детях, убитых вражескими бомбами.
Потом спросил, в силах ли они выполнить это задание. Один полицейский был не в силах и вышел из строя. За ним вышли ещё одиннадцать.
Батальонный врач нарисовал прутиком на земле силуэт человека и показал место у основания черепа, куда следует целиться. Возникла дискуссия – стрелять с примкнутым штыком или без штыка. Пришли к выводу, что лучше со штыком.
Евреев привезли грузовиками на край леса. Каждый полицейский подходил, выбирал одного из них, и шёл с ним в глубь леса. Целился в основание черепа и стрелял. Возвращался, выбирал следующего и вёл его в глубь леса. Совместный путь занимал несколько минут. Они могли увидеть лица жертв, слышать их просьбы, плач или молитвы.
Это был длинный, июльский день. Расстреливали до вечера. Во время той, первой акции, в Ёзефове, они убивали в течение семнадцати часов. Делали перерыв на перекур. Их мундиры были забрызганы мозгами и кровью. Они не могли есть, ночью их мучили кошмары. Начальник не принимал участия в расстрелах, он оставался в штабе и плакал. Если это происходит всюду – повторял он – то немцам не будет пощады.
Вначале полицейские 101 батальона расстреливали сами, потом вывозили евреев в лагеря уничтожения, и снова сами расстреливали…
Они всё реже плакали.
Аппетит улучшился.
Спокойнее спали.
Ходили в кино.
Позировали для фотоснимков.
Посещали концерты увеселительных ансамблей, которые приезжали из Германии.
Артисты берлинского ансамбля спросили, могут ли они поехать с полицейскими на акцию и поехали вместе с ними в Луково. Евреев вывели за город, на песчаный, скупо поросший пустырь. Приказали им раздеться и лечь лицом к земле. Артисты поглядели и спросили – не могли ли бы и они поучаствовать. Полицейские вручили им оружие. Артисты из берлинского увеселительного ансамбля застрелили в Лукове несколько сотен евреев.
Полицейские 101 батальона располагались в Радзине. В свои квартиры они приглашали родственников из Германии. Поручик Бранд вызвал жену Люцию, а поручик Воглауф провёл в Радзине с женой Верой медовый месяц. Обеим женщинам нравилась светская жизнь. В сад выносили стол с яствами, музыкант-полицейский играл на скрипке, а батальонный врач аккомпанировал ему на аккордеоне.
Юлиус Воглауф на акцию в Межиречье взял с собой жену. Он был честолюбив и энергичен. Любил стоя ездить на автомобиле – как генерал, принимающий парад. Его называли маленьким Роммелем. Вера Воглауф появилась в Межиречье рядом с ним в наброшенном на плечи военном плаще. Евреев вывели на рыночную площадь. Они несли с собой свёртки, подушки, сухари, детей на руках. Их подгоняли криками и стрельбой. Это продолжалось несколько часов. Жара становилась всё больше, Вера сняла плащ и стояла в цветном летнем платье. Платье натянулось на животе – она была беременна, но стояла до конца, пока всех евреев не загнали в вагоны. Пока на площади не остались после них свёртки, сухари, детские трупики и летающий пух из разодранных подушек.
В ноябре 1942 года евреев из Коцка вывозили в Тремблинку. Поручик Бранд распорядился, чтобы к железнодорожной станции их везли на крестьянских телегах.
Эти телеги тащились целый день…
Ехал Герш Бучко, владелец крупорушки.
Ехал Шломо Рот, который делал самое вкусное мороженое.
Ехал Яков Мархевка, продавец лимонада.
Ехали Цирля Опельман – у неё были самые элегантные шелка, и её конкурент, Абрам Гжебень.
Ехала и Цирля Верник, та, с рынка, у которой был магазин кружев, и Шломо Розенблат, владелец магазина с дамской галантереей.
Ехал Хеннох Маданес, торговавший скобяными товарами…
…и ехал Лейб Закалик, хозяин мельницы, с братом, детьми и внуками…
Полицейские батальона 101 незадолго до конца войны вернулись в Германию.
Вернулись к прежней, привычной жизни. В доки, магазины, мастерские и конторы.
К жёнам и детям. К Господу Богу.
Почему обыкновенные жители Гамбурга, слишком старые, чтобы воевать, стали убийцами?
Потому, что они были немцами, а ненавидеть евреев их приучали в Германии в течение столетий – отвечал в своей книге Даниэль Гольдхаген.*
Потому, что они были людьми, а каждого человека можно превратить в убийцу – ответил Кристофер Броунинг.
4
Один из полицейских дал знать Поле, что немцы знают об укрытии.
Она подняла люк в подпол.
Крикнула: - Немцы!
Побежала к соседям. Они её не впустили к себе, и она побежала к другим соседям. Хотела оставить детей, но ей сказали, чтобы она их забрала.
Поля с годовалой дочкой и двумя маленькими мальчиками шла от двери до двери, стучала. Жители Коцка смотрели на них сквозь занавески. Они уже знали о евреях в амбаре и что сейчас появятся немцы, поэтому закрыли двери и окна и смотрели сквозь занавески.
Поля шла всё медленнее, у неё на одном ботинке развязался шнурок и волочился по снегу. Она вернулась домой. Запрягла сани.
5
Евреи, укрывавшиеся в амбаре, открыли огонь. Полицейские принесли пулемёт, стрельба продолжалась несколько часов. Погибли двадцать четыре еврея. Одни на месте, другие в поле за домом. Выбрался только Ицек Закалик, внук мельника. Он добежал до леса – и исчез. Позже он появлялся из этого леса и убивал. Приговаривал тех, кто доносил про евреев. Наверно он тоже погиб, но кое-кто говорит, что это неправда. Что он , совершенно один, ещё жив в каком-то лесу.
6
Поля ехала в Плебанки короткой дорогой, вдоль пруда. Продирались с трудом, кони вязли по колено в снегу.
В особнячке под красной черепицей она сказала: - Нас ищут – и её отец, Генрик Махчиньский, сел в сани.
Остановились на поляне, перед хатой. Мальчики стали играть в снежки. Поля сняла кожух. Платье обтягивало её живот. Поля была беременна. Она сняла платье, попросила у няни ночную рубашку и легла в постель.
Немцы тоже приехали на санях. Привезли с собой трёх евреев, четвёртого волокли по снегу на верёвке.
Немецкий офицер вошёл в хату.
Поля поднялась с кровати и надела кожух. Офицер приказал, чтобы она осталась в избе. Началось следствие.
Ввели Генрика Махчиньского, отца Поли.
Офицер спросил: - Кто укрывал евреев?
За отца ответила Поля: - Я. Только я укрывала, он ни о чём не знал…
Ввели няню.
Офицер спросил: - Кто укрывал евреев?
Поля сказала: - Я. Только я укрывала.
Ввели Войтека, старшего, семилетнего сына Поли: - Кто укрывал…?
Поля сказала…
Офицер приказал Поле сесть в сани. Она села рядом с евреями. Четвёртый, которого волокли на верёвке, уже был мёртв. Верёвку обрезали и оставили его на снегу.
Сани поехали в соседнее село, в Аннаполь. За первым же овином евреи выкопали могилу для себя и для Поли Махчиньской.
7
Еврея с обрезанной верёвкой похоронили над прудом.
Трёх, расстрелянных за овином – на еврейском кладбище.
Полю – на католическом.
Сыновья запомнили, что хоронили её после Рождества, в жестокий декабрьский мороз.
Муж Поли приехал из своего партизанского отряда прямо на кладбище. Постоял над могилой, помолился, обнял сыновей – и снова исчез.
В апреле похоронили отца Поли, Генрика Махчиньского. Сыновья Поли запомнили, что было тепло и светило весеннее солнце.
После похорон они побежали с ребятами к пруду.
Всю зиму на прудах держался толстый слой льда. Теперь лёд таял, и на воде, брюхами кверху, всплыли задохшиеся рыбы.
На берегу стоял рыбак. Он багром вытягивал рыб и бросал их в мешок.
Потом он выкопал яму.
Мальчики стояли в молодом сосняке, среди ёлочек и смотрели на его работу. В яме увидели лохмотья человеческого туловища.
- Вон рёбра – сказал рыбак.
Рядом лежало что-то синее, продолговатое, как две сложенные человеческие ладони.
- Это сердце – сказал рыбак. – Чьё бы оно могло бы быть?
- Еврея – догадался кто-то из ребят. – Того, на верёвке, которую потом обрезали.
- Сердце еврея – повторил рыбак, поднял мешок и высыпал в яму мертвых рыб.
8
Один из полицейских рассказал историю с Полей на процессе батальона в Гамбурге.
Упомянул о ней в своей книге Кристофер Броунинг.
« Немецкая полиция - писал он – стала искать хозяйку дома, которая успела убежать. Женщина направилась к своему отцу в соседнее село. Поручик Бранд поставил отца перед выбором: его жизнь или жизнь дочери. Мужчина пожертвовал дочерью, которую расстреляли…»
Поручик поставил отца перед выбором: его жизнь или жизнь дочери… - показал полицейский, свидетель события .
Поручик поставил отца перед выбором…
9
После войны земли Махчиньских раздали крестьянам. Лес оставили детям Поли.
Особнячок под красной черепицей кто-то купил, разобрал и перенёс в другое село.
Кто-то другой забрал конёк и коловорот от колодца. Над землёй остался только серый бетонный колодезный круг
Сыновья Поли, Войтек и Славек , каждое лето приезжали в Плебанки. Жили в хате няньки. Они любили это место, которого нет ни на одной карте. Поляну посреди деревьев, куст сирени у хаты, две одичавшие яблоньки…
Войтек говорил, что по лесу бродят добрые, заботливые духи.
Войтек приезжал с собакой Дрифом. Это был серый, почти серебряный шпиц. Второй шпиц в этой семье, после Фифрика, жёлтого с белыми пятнами пса Поли. У Поли было много животных – коней, кошек, собак, но Фифрик был её любимцем. После её смерти он перестал есть и через две недели подох.
Года два тому назад Войтек пошёл прогуляться с Дрифом. Пёс опередил его и исчез. Войтек прочесал весь лес, пса не было. Вернулся на поле и вспомнил о колодце возле особнячка под красной черепицей. Нашёл его. Кто-то украл бетонный круг, в земле зияла четырехметровая дыра. Из чёрной тьмы доносилось повизгивание собаки.
Войтек нагнулся…
Останки Дрифа и Войтека с большим трудом вытащили из колодца окрестные крестьяне.
10
Есть лес: червоннозолотые осенние берёзы.
Есть поляна в лесу.
Есть старая деревянная хата на поляне.
Существуют Плебанки.
Гражина, внучка Поли, высокая, со светлыми рыжеватыми волосами и карими глазами, не приближается к колодцу, в котором утонул её отец. Не заходит в хату, в которой допрашивали её бабку. Держит на руках сына. Она должна оберегать его от духов Плебанок.
- Мама стояла вот здесь – рассказывает в деревянной хате Славек, младший сын Поли. – Лицом к окну.
Под окном сидел немецкий офицер. / Из книги Кристофера Броунинга мы теперь знаем, что им был поручик Бранд/.
Из тех дверей, из кухни, входили по очереди…
- Кто укрывал евреев? - спрашивал Бранд.
Отец Поли мог сказать: - Это я их прятал, дочь ни о чём не знала.
Но отец молчал, и Поля повторила: - Только я…
- Она, да? – хотел убедиться немец, присматриваясь к старому человеку.
Отец Поли молчал.
Он умер через четыре месяца. Не болел, ни на что не жаловался. Перестал есть и умер.
Снова приехал из партизанского отряда муж Поли. Он стоял в саду, под апрельским солнцем, и мыл лицо и шею над тазом. Кто-то лил ему воду из кружки. Рядом стояли сыновья и сообщали ему новости: сначала Фиферек не ел и умер, потом дедушка перестал есть…
Пошли хоронить деда Махчиньского. После похорон отец исчез, а мальчики побежали к пруду. Увидели в воде задохнувшихся рыб, а на берегу рыбака с мешком.
11
Незадолго перед смертью Поля Махчиньская дала Ривке, еврейской девушке из Коцка, арийские документы. Дала ей варшавский адрес родителей своего мужа. И сказала, чтобы она ехала на железнодорожную станцию на крестьянской телеге.
Ривке было двадцать лет. Она была дочкой плотника, Шмуля Гольдфингера. У них была мастерская во дворе, на Броварной.
Девушка попросила соседа, поляка, чтобы он отвёз её на вокзал.
- Убирайся! - крикнул сосед, и Ривка спросила у Поли, что делать.
- Подожди - сказала Поля, побежала куда-то и вернулась с немецким полицейским.
- Отвезешь её? – спросил полицейский и взялся за револьвер.
Сосед запряг коня и отвез Ривку на железнодорожную станцию.
Она выжила. Её мать, Шпринца, пять её сестёр – Сара, Лея, Хава, Блюма и Цеся и её брат Лейзер – погибли в Тремблинке. Отца немцы застрелили в Лукове, во время массовой экзекуции. Наверно его застрелили артисты из увеселительного ансамбля. На песчаном, скупо поросшем пустыре.
12
Полицейский сообщил Поле, что немцы знают об укрытии…
Полицейский заставил соседа отвезти Ривку…
Этого полицейского видели с Полей, иногда он приезжал в Плебанки. « Он был родом из Гамбурга, высокий блондин, лет пятидесяти…» - писала мне Ривка в письме из Израиля.
Любил ли он Полю?
Догадывался ли, что она кого-то прячет в своём амбаре?
Сказала ли она ему о них?
Верила ли, что он защитит её в трудный час?
13
Когда в Аннаполе, за овином уже убили трёх евреев которые были в санях, и осталась только Поля, поручик Бранд обратился к полицейскому, которого видели с ней:
- Стреляй.
Полицейский поднял карабин. Потом сказал: - Ich kann nicht – и опустил оружие.
Бранд подождал.
Полицейский снова поднял карабин – и снова опустил.
- А теперь сможешь? - спросил Бранд и приставил пистолет к виску полицейского.
14
Люди из Аннаполя рассказали об этом двоюродной сестре Поли.
Она живёт за старым дубом, при дороге в Плебанки.
Говорит громко, крикливо, из-за глухоты или от возбуждения:
- Поднял карабин, и не смог!
- Пробовал три раза!
- Пока тот не приставил револьвер: а теперь?!
- Только на третий раз смог!
- Когда приставили револьвер!
- На третий раз!
Она кричит через забор, из-за дуба, вся скрюченная от ревматизма.
Швыряя слова, она выкрикивает последние минуты жизни Аполонии Махчиньской.*** Выкрикивает последние минуты истории любви полицейского из Гамбурга.
Даниэль Гольдхаген Hitler s willing executioners. Ordinary Germans and the Holocaust, New York 1996. Кристофер Броунинг Jrdinary men. Reserwe Police Battalion 101 and the Final Solution in Poland, New York 1992.
Институт Памяти « Яд Вашем» в Иерусалиме наградил посмертно Аполонию Махчиньскую-Сьвятек медалью « Справедливый среди Народов Мира»