Постпитерская колыбельная

Кшыррь
мне бы очень хотелось убить тебя, милый,
за эту нежность пальцев и жесткость линий,
за остроту плечей и безумность шеи, за теплоту объятий и запах пыли
у мочки уха, чуть ниже - моря. мне бы хотелось убить тебя очень, милый -
за то, что, когда касаюсь твоей щеки, ты закрываешь глаза, притворяясь спящим,
за то, что могу бесконечно тонуть в тебе - таком чертовски глубоком, таком пьянящем.
за то еще, что ты пахнешь моей весной, той самой - питерской, яркой и бесшабашной,
пусть ты не шагал по невскому в шесть утра, не видел рассвета у проходной общаги,
ты стал тем желанным ее продолжением - чудом, таким никому не известным, таким манящим,
я долго не верила, что так бывает, но существуешь - ты - такой красивый, теплый и настоящий.
мне бы очень хотелось убить тебя, милый, за то, что ты дал прикоснуться к коже,
что дал подойти чуть ближе, чем тем, кто рядом - был, или есть, или еще только будет,
что ты позволил себя называть своим, меня называя радостью, счастьем, жизнью,
и повторяя часто, мол я - одна, одна и единственная (только твоя, поверь мне),
кто, подойдя на выстрел, не сжал курка, а протянул к тебе руку ладонью кверху.
мне бы хотелось убить тебя очень, милый, за то, что ты - вот такой вот - со мной случился
однажды утром, внезапно - подобно сказке, которая детям ночами разве что только снится.
мне бы очень хотелось убить тебя, солнце, чудо мое, бесконечное счастье взгляда,
просто за то, что ты говоришь со мной - глупой, буквально полжизни назад несчастной,
просто за то, что ты держишь меня за руки, что обнимаешь, целуешь в висок и шею,
просто за то, что я не могу расстаться с мыслью о том, что тебя не найти нежнее,
мне бы хотелось убить тебя очень, милый.
а ты оказался ближе, чем я б посмела.
чудо, лежащее на моих коленях,
спи, я желаю тебе рассвета.
7 v 10