Вещи всегда так точно находят свои места,
ориентиры заложены в них изначально.
Координаты записаны кем-то, и всё неспроста,
всё по порядку - а выглядит будто случайно, нечаянно…
Платье – опавшей шкуркой на белом полу,
проездной - в тоненькой книжечке Рю Мураками,
вальс - у Наташи Ростовой на первом балу,
коклюш – у двух бомжих на станции под языками.
Слово – ночью в подушке застрявшим пером,
мороженое - вафельной тряпочкой в блюдце, всё, что осталось,
голова – на пне с петушиными гребнями под топором.
Сердце… а где, кстати, сердце, давно что-то под руку не попадалось
В тёмном углу у плинтуса – пух тополей.
Голоса – в желудке у кошки шуршащими шариками.
Галстук – у пионера, что первым зашёл в мавзолей.
Сердце… Куда делось сердце… да ладно, найдётся, не маленькое.
Жаль я не вещь – и места всё не подберу,
чтобы приладиться, встроиться до волоска, до микрона,
чтобы остаться на счастье себе – никому на беду,
будто бы жил тут всегда под охраной немого закона,
будто приехал из суетного пункта А
в пункт Эпсилон, что так мил и нездешне прекрасен на звук.
Тихо тут, еле колышется ветром седая трава.
И только сердце - а, блин, да вот же оно! – тук-тук, тук-тук.