в пустом саду, под яблоней раздора,
я собирал огрызки вводных слов:
вот, эти вот – про мёртвого пасхора,
а эти – про щенячую любовь…
теряя вновь, теряя нитки мыслей,
кому скажу (повем) печаль мою?
лучи луны пронзают плоскость листьев,
навроде криков птичьих на лету.
молчит мой марс – он про святых не знает.
он трижды умерщвлён – сатирик и остряк –
но, всё же, нарушать не станет детям клятву
однажды данную у кратера бернард…
суть этих фраз – не очевидней смерти,
не очевидней хрюканья свиньи
в глухом саду, где на деревьях черви
метаморфозу чувствуют в груди.
вдали огни… солдатский пряный китель
гуляет там, как-будто впереди
пред ним легли и женщина, и зритель,
и водка – производная воды.
и я там был – винища пил краситель…
совсем как бог прохаживался там,
шаги судьбы отсчитывая в тире
квадратном – производном от куба.
квант мысли надо мною надсмехался
и, не успев до звука дорасти,
он превращался в нечто непрости-
тельное: ****ство и бахвальство.
и бред, и грех, и ад, и самозванство –
здесь флуд флуди фрактальных чёрных дыр!
я здесь чужой. пора бы уж убраться
к тройной звезде – к единственной из них.