Лес чуть-чуть задышал, отгустился туман,
Засочилась жара белым потом до губ
И больной большевик поднимает стакан,
И вещает про мир, что опасен и груб.
Ему торф, говорит, - ты того, не вещай!
И свою сигарету в меня не туши,
Если коршун, летай, чуть крылами качай,
В изумрудной и летне-июльской глуши.
Большевик нынче пьян или просто поддат,
Благо сыном сподоблен до жрачь - шашлыка,
И блатной перелив страстных песен - отпад,
Только надо огня, сыровато пока.
Горделивая цветь, что зеленая кровь,
Пролилась гнусной мошкою, пьяная бредь!
Сыну черное пиво, а батьке ситро,
Так под водочку хочется разное петь.
Засчитаться про деньгу и в небо впорхнуть,
Небо чистое, коршун, миг! шифером с крыш
Пал на землю, его продолжается путь,
В путь последний пошла непутевая мышь.
Поднимается лесом огонь на дыбы,
Поджигатель заплакал, так хочется жить,
Красный зверь подступил, загудел, а клубы
Запрещают дышать, материться и пить.
Черный ствол, белый дым и чернеющий крест,
Это капище зла, мера лжи и крови,
Не допил большевик, умирающий лес
Нынче просто паром в никуда на двоих.
Белый бог, белой дождь, тихо плачет вода,
Снизошла до пещерной морщинки земли,
Белый бог - чуть не бел, ведь его борода
Мертвый лес и те двое, что жить не смогли.
Сшонэ 260710