Мохнатые лапы нежного,
вросшего в грудь сумрака
тихой, истошной паникой
царапают горизонт.
Вливается в нутрь дикая,
рассветно-бесцветно ровная,
безвыходно-бледно сонная,
расплавленная тоска.
И горло свербит горечью,
такой ледяной горечью,
что всё, что ещё теплится,
вмерзает в пустой труп.