Ты с детства вечно делал все не так: ходил не там, не с теми и не в ногу. На выходки и глупости мастак, ты знал, что дураки угодны богу. Азартный и уверенный игрок, романтик и потомок Монте Кристо… казалось очевидным: дайте срок – тебя сошлют на остров лет на триста. Ты верил всеми фибрами души в мальчишеский наивный кодекс чести: не Робин Гуд, считающий гроши, но Рэмбо, заряжающий винчестер. Девчонок защищая от парней – пускай смеется кто-то, да катись он! – ты в драку лез до крови и соплей. Девчонки усмехались: «дуралей»… Ну что же, дуракам закон не писан.
Ты быстро рос. И был насыщен мир событиями, вкусами, цветами. То мягкий, как тончайший кашемир, то жесткий и шершавый, как татами – он был неоднозначен и непрост, и полон поворотов и кюветов. На правильно поставленный вопрос таил он десять правильных ответов. И ты спешил увидеть и собрать развилки расходящихся дорожек. Твой мир был словно старая тетрадь: запретный и заманчивый до дрожи. Ты вечно лез в любой горячий спор. Задорный и всегда готовый к бою, галопом, без седла, кнута и шпор, ты мчал по жизни, мчал во весь опор, и жизнь не поспевала за тобою.
Но дни бегут, как горная река, и каждый день приносит перемены: как будто бы смещаются слегка какие-то мельчайшие домены. Привычный мир теряет не спеша нюансы, послевкусия, детали. Тупеет острие карандаша, и правит, правосудие верша, святая простота ли, пустота ли.
Пустынны и унылы вечера в закатном свете слабом и недужном. И то, что было значимым вчера, сегодня – непонятно и ненужно. В тяжелой голове, как после сна, неспешно разливается истома… Ты думаешь: «тенденция ясна: движение от сложного к простому. Скудеют языки. Скудеет мир. Нет слова – нет и вещи. Вся недолга. Забудь и спи спокойно, мон ами, с иллюзией исполненного долга. К чертям нюансы! Хватит сотни лет, чтоб мир забыл о пурпуре, кармине. Останется лишь чистый красный цвет, оттенков же не будет и в помине. Останется с десяток жестких форм, три ноты на октаву, пара жестов. Встречайте мир простых и ясных норм: для сложных в языках не будет места. Исчезнут снарк и хливкие шорьки, исчезнут де Лакло и Мураками. Всевышнему угодны дураки, и скоро все мы станем дураками.»
Но за какой же грех тебе дана возможность наблюдать процесс развала – глядеть, как приближается стена, и не иметь педалей и штурвала? Стремлению ослепнуть вопреки, ты видишь всё и мучишься безвинно… Всевышнему угодны дураки – зачем ему дурак наполовину? Ты заперт, словно белка в колесе, в пустеющем, чужом и страшном мире. Ты дорого бы дал, чтоб быть как все, не видеть, что вокруг – сплошные дыры… но ты игрок. По-прежнему игрок, победу вырывающий зубами. Почти банкрот, но бедность – не порог и не предел в игре, где ставка – память. Пускай с судьбою спорить не с руки – судьба твоя упряма и стервозна – фортуне доверяют игроки, и коль Ему угодны дураки, играй, дурак. Играй, пока не поздно.