Черная теплая толстовка, старые джинсы, удобные балетки. Два раза – расческой по длинным светлым волосам и капюшон на голову. «Прочь – наугад – в темноту…» - рвется в наушниках. Осенний вечер – темный и больной. Ветреный.
Замирает на мосту. Река внизу – тяжелая, словно наполненная свинцом, катящимся медленно и сонно. Ветер бьет в лицо, чувствуется сильнее, чем внизу, срывает капюшон, она подставляет губы обжигающему холоду осени.
- Кошка!...
Он торопится, еле взбирается бегом, скользя, задыхаясь, до самой середины моста – к ней. Она опирается локтями на ледяной парапет и смотрит на парня – темными неулыбчивыми глазами. Тот подходит близко настолько, что можно коснуться ее щеки – и замирает. Сверху вниз. Кошка кажется такой хрупкой, маленькой. Изящной и тревожно красивой. Элегантно-утонченной, несмотря на растрепанные волны золотистых волос и распахнутую молнию толстовки. Он впервые замечает, что она не носит сережки.
- Все в порядке?
Она еле заметно кивает. Продолжает молча смотреть ему в лицо. Он неловким, неумелым движением убирает прядку волос с ее лица, девушка не отстраняется, но даже не делает попытки улыбнуться.
- Что ты молчишь?
- А разве не все уже сказано? – хрипло, простужено, по-девичьи жестко.
- Сказано?..
- В тысячах наших сообщениях, нет? Во всех моих просьбах, на которые я так и не дождалась ответа? Не ты бросал трубку, когда я звонила, задыхаясь от обиды и несправедливости? Не ты трахался с моей лучшей подругой, пока я зализывала раны после твоей очередной вспышки, нет?..
- Кошка…
Голос ее вдруг резко упал, как-то устало и по-взрослому она произнесла:
- Дай закурить.
- Тебе нельзя.
- Не твое дело.
- У меня нет.
- Врешь. Ты мне всегда врешь.
- Сейчас правда.
Отворачивается, опускает голову на скрещенные руки. Смотрит сквозь решетку вниз, в воду. Вдруг, с легким задором:
- А хочешь, я туда прыгну?
- Истеричка. Сумасшедшая.
- Всегда была такой. Но хочешь, прыгну?
- Не прыгнешь ты.
- Я же Кошка, у меня девять жизней.
Не дожидаясь ответа – точеным легким движением перекидывает ногу через перила. Садится на них верхом.
- Ты с ума сошла! Слезь!
- Теперь я наполовину там. а наполовину тут.
Смеется. Он обхватывает ее за талию и стаскивает с перил. Грубо. Она с каким-то злым смехом вырывается, потом вдруг перестает, замолкает и словно обвисает в его руках, покоряется.
- Идиотка!..
Она не отводит глаз о его лица. Пересохшие полуоткрытые губы. Ближе. Ближе…
Резко вырывается.
- Я ненавижу тебя!... Ненавижу!
Бегом – вниз, направо, вдоль стадиона, у небольшого кафе, как всегда, стоят несколько машин, мальчики-мажоры, девочки-красоточки. Чувствует их взгляды спиной, разворачивается.
- Винстон лайт. И колу ноль пять.
Кладет пачку на грязный столик, пытается открыть крышку бутылочки – завинчена туго, ломает ногти, наконец, срывает ее. Пьет одним глотком – как в рекламе, пол-литра – не так много, два стакана, из горла, плевать…
Выходит, закуривает, зажигалка – в кармане, щелчок, и вспышка на мгновение озаряет темную улицу и штормовые глаза. Холодно. Как же холодно… А ведь это его зажигалка. Была когда-то. Бросает ее в урну. Промахивается…
Слезы текут скорее от слабости нежели от боли.
Домой Кошка зашла тихо, боясь разбудить родителей. Открыла окно, закрыла дверь комнаты. Долго курила. Пару раз дисплей сотового с выключенным звуком начинал светиться его именем. Она равнодушно взглядывала на телефон и вновь переводила взгляд вниз. На подоконник запрыгнул маленький котенок, которого девушка недавно подобрала во дворе. Вопросительно мурлыкнул и потерся об ее колено. Она слабо улыбнулась.
- Знаешь… Он был моей жизнью. Но ведь у нас с тобой они еще не кончились, правда?
1 августа 2010