Валентин

Ян Бруштейн
Мой сосед Валентин напилил мне осин
Зябких,
И сосны за глаза заготовил он за
Взятку.
Семь десятков годин, но бревно он один
Тащит.
Любит водку и мёд, ничего-то не пьёт
Слаще.
«Будем ставить мы рай, ты пораньше давай,
Встань-ка!»
Был помощником сын, и срубил Валентин
Баньку!

На веранде моей обмывали мы ей
Печку,
Рассобачились в дым: мы ругаемся  с ним
Вечно.
В бороде как в овсе, а живет не как все
Люди:
Виден с книгой в окне… но евреев он не
Любит.
Всё же терпит меня, мы почти что родня
Стали.
Но и глазом косит: встанет вам на Руси
Сталин!
Говорю я: «И так будет завтрашний шаг
Страшен,
А накличешь беду, и к тебе же придут
«Наши»...
У  него там одних полстены умных книг –
Жгите!

Он в добре и во зле, в среднерусском селе
Житель.

PS Намедни Валентин мне заявил: "Флоренский твой любезный как раз антисемит, а Шестов мой любимый как раз еврей", и ехидно так бороду почесал... Бердяева знает назубок, но не любит, Розанова называет путанником... Лев Шестов для него свет в окне.
Как ни подойду вечером к его окну - сидит, с лупой, и читает. Книжки старые, затрепанные. Любит Тютчева вслух поокать. Я ему свои книжки подарил, однажды вижу: положил на стол затрёпанного Тютчева, а рядом мои "Красные деревья"... в одну через лупу поглядит, в другую...
Ехидненько так посмотрел на меня и заявил: "Выдерживаешь... но с трудом, поучись ещё!"
Два высших образования, был председателем колхоза, директором фабрики, главным лесничим... и при этом - полно дремучих махровых предрассудков.
Поругаемся с ним, через час идет с тарелкой мёда: "Борисыч, давай чайку попьем, об умном поговорим..."
Лукав. И выпить не дурак, хотя меру знает.
Тут как-то зовет: "Приходите, я щуку агроменную сеткой поймал, накоптил. И водочку на калине настоял"
Оказалось, приехали его городские питерские сваты (два сына там живут, третий, младший, с ним), и он хотел, чтобы мы с Надей его при них похвалили, какой он умный и не лапотный...
Впрочем, щуками и мёдом угощает часто и вполне бескорыстно.
А однажды...

Сосед мой берёт балалайку
Под вечер субботнего дня.
На нём - безразмерная майка,
А в нём - поллитра огня.
Глаза его злы, как у рыси,
А руки струну теребят...
Кричит мне: "Послушай, Борисыч,
Вот, выучил для тебя!"
Из бани, до блеска отмытый,
Поёт о чужой судьбе.
Былого антисемита
Слегка придушил в себе.
Дружище, ещё сыграй-ка
Падение, и полёт...
Он мучает балалайку
И "Тум-балалайку" поёт.

С учётом, что на одной руке у него три пальца, а на другой - два, это был почти подвиг!